C Раисом Сулеймановым, руководителем Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Российского института стратегических исследований, мы встретились после конференции «Национал-сепаратизм в Татарстане в начале XXI века: идеология, организация, зарубежное влияние», которая проходила в конце марта в Казани. В своем интервью «НацАкценту» очень подробно описал ситуацию с национальным вопросом в Татарстане, которая многих волнует в других регионах России, но в которой далеко не все разбираются.

— Значит, Вы утверждаете, что в Татарстане существует национал- сепаратизм и зарубежные страны оказывают на него влияние?

— В постсоветском Татарстане национал-сепаратизм всегда был. Другое дело, что иногда он оказывал сильное влияние на политическую жизнь, а иногда оно ослабевало. Сейчас это сложно представить, но в начале 90-х в центре Казани проходили регулярно многотысячные митинги татарских сепаратистов. Многие на них выходили искренне, но кого-то и привозили организованно на машинах из сельских районов. К концу 90-х национал-сепаратизм абсолютно маргинализировался, потеряв былую поддержку как народа, так и власти. Все 2000-е годы, когда федеральный центр проводил правильную политику по централизации, он был не нужен. Сегодня, в 2012 году, республиканская этнократическая элита Татарстана опять пытается использовать национал-сепаратизм для торговли с федеральным центром.

— Что изменилось?

— Сверху стала навязываться «русская тема», естественно, она стала звучать и в регионах. А этнократическая элита Татарстана видит в этом покушение на свои собственные интересы.

— А в чем эти интересы, в чем собственно состоит русский вопрос для Татарстана?

— Русский вопрос в Татарстане представлен тремя аспектами. Во-первых, это отсутствие пропорциональности этнического представительства во власти. Русские ― это половина населения Татарстана, а в элите они почти не представлены: в правительстве только два министра из девятнадцати — русские, президент, госсоветник, премьер-министр, глава Верховного суда, глава парламента ― все татары.

Во-вторых, это проблема русского языка. Когда 20 лет назад вводился закон о государственных языках, а их два в Татарстане, то стали вводить обязательное изучение татарского языка всеми учениками в одинаковом объеме. Но в последствии число часов на татарский стали увеличивать, а на русский — сокращать. В результате русские татарский так и не выучили, а общая грамотность по русскому языку снизилась, увеличилась межнациональная напряженность. Получился отрицательный эффект во всем, при том что в реформу вложили немалые деньги из бюджета республики.

И, в-третьих, это вопрос о русской культуре в Татарстане. Прежде всего, это возврат церквей. Например, в маленькой Дворцовой церкви в Казанском Кремле располагается музей государственности татарского народа. Вы можете представить себе ситуацию, чтобы в каком-нибудь регионе в здании мечети располагался бы музеи государственности русского народа?

— И что в этой ситуации боятся татарские власти?

Поскольку сейчас федеральный центр так или иначе обсуждает «русскую тему», ее уже нельзя игнорировать, как это происходило до сих пор. Уже даже либералы вынуждены говорить о проблемах русских. Этнократическая же элита Татарстана воспринимает это как прямое покушение на собственные интересы. Ведь с нее спросят, а почему у вас, извините, такая ситуация, что нет русских во власти. И тогда им придется подвинуться. И понимая это, региональная элита начинает использовать для ответа на этот русский вызов, который бросает центр, татарских национал-сепаратистов. Их деятельность начинают освещать, их опосредованно финансируют.

Но вот вы говорите, что этнократическая элита Татарстана не пускает русских во власть, притесняет русский язык и культуру в регионе. Значит, татарский национализм для нее не только инструмент, но республиканская власть и сама националистична?

Совершенно верно, у нее этноцентризм присутствует в политике. Понятно, что национализм власти выражается не в радикальной и не в открытой форме, хотя идея независимого Татарстана где-то в кулуарах тоже обсуждается, но на публику такие разговоры ведутся. Сдерживающими факторами является наличие русского населения и расположение внутри России.

Если бы Татарстан находился у границ России, то эти сепаратистские настроения звучали бы куда более громко.

— Но про зарубежное влияние Вы так ничего и не сказали?

— Поддержка сепаратизма оттуда есть, и ее объем не нужно недооценивать. Поддержка идет в основном информационная — через радио «Азатлык» («Свобода»»), редакция которого находится в Праге и деятельность которого официально финансируется Конгрессом США. Нередко бывают зарубежные поездки, в которые националисты отправляются за счет принимающей стороны.

— Палитра татарского национализма. Какова она?

— Можно назвать несколько националистических татарских объединений. Во-первых, это старейшая, еще с советских времен организация — Татарский общественный центр (ТОЦ). Во-вторых, столь же старая организация «Милли Меджлис» — «национальное правительство в изгнании», куда входят как российские татары, так и зарубежные. Ну и молодежное движение – Союз татарской молодежи «Азатлык». Есть еще разные интернет-объединения, которые существуют только виртуально, но на улицы пока не выходят: «Татарский фронт», «Правые татары».

— Все они радикальные националисты и сепаратисты?

— В целом да, но есть определенная разница. У некоторых в основе идеологии лежит не просто сепаратизм, а гиперпланы. «Правые татары», например, понимают «независимый Татарстан» не в его нынешних границах, а гораздо шире. Например, в их представлении есть Восточный Татарстан, в который они включают Тюменскую область. Их план — отделение от России тех территорий, которые когда-то входили в Золотую Орду, и создание на этом пространстве независимого татарского государства.

У некоторых сепаратистов планы скромнее — независимость Татарстана в его нынешних административно-территориальных границах. ТОЦ в последнее время занимает более умеренную позицию, хотя изначально они были сепаратистами. Их риторика менялась вместе с политикой федерального центра. Сначала за независимое государство, потом за особый статус Татарстана (ассоциированного с Россией), потом за конфедерацию, потом за федерацию. Сейчас они активные федералисты.