К числу «свободных» крестьян принадлежали в первую очередь варвары и, в частности, полупокоренное население славянских общин Греции и Македонии, В результате политики насильственных переселений колоний сельского населения с места на место, широко практиковавшейся императорами VII—IX вв. (как мера борьбы с не прекращавшимися повстанческими движениями, как средство для пополнения земледельческих кадров в разоренных войнами, эпидемиями и голодом районах), «свободные» общины получили широкое распространение и в малоазийских областях). Обрабатывая землю, отбывая воинскую и другие повинности, уплачивая налоги, эти новые — недавно покоренные — подданные империи делили судьбу своих местных собратьев. В новых условиях вольные обычаи и порядки свободного населения независимых прежде общин быстро уступали место классовому гнету и эксплуатации, проникновению которых «Земледельческий закон» открывал широкие «законные» пути. В конечном счете, юридически «свободное» население общин фактически не многим отличалось по своему действительному положению от прочих крестьянских масс, зависимых и «несвободных» и юридически. Подлинное бесправное и подневольное положение беднейших слоев «свободного» населения нашло свое четкое отражение в пенальной системе византийского права этой эпохи.

В законодательстве VIII в. не проводилось резкой границы между «свободными» и «несвободными», если они принадлежали к категории неимущих («апоров», «пенетов», «птохов»). «Пенеты», как и рабы, были не только по-прежнему лишены права давать в суде свидетельские показания, но и рассматривались законодательством, как категория, очень близкая к несвободным — рабам. В системе наказаний Эклоги грань между имущими и неимущими свободными («евпорами» и «апорами») подчеркивалась гораздо острее, чем между неимущими и рабами. За одни и те же правонарушения имущие евпоры наказывались денежными штрафами и изгнанием, неимущие же апоры подвергались позорным телесным и членовредительным наказаниям, обычно применявшимся по отношению к рабам. Теми же позорными наказаниями карались (в огромном большинстве случаев без какой-либо диференциации между свободными и рабами) и массы сельского населения по нормам «Земледельческого закона».

Византийское подданство несло с собой, таким образом, для членов свободных общин не только закрепощение и фискальный гнет, ярко иллюстрируемый судьбами участников греческого восстания 807 г., но фактически и полное бесправие. Неудивительно, что повстанческие движения VII—IX вв. локализовались преимущественно именно в районах этих неумиротворенных, невзирая на все репрессии, «варварских» поселений.

Многократно подчеркнутый византийскими авторами «варварский» характер армии Фомы несомненно указывает, следовательно, на крупнейшую роль так наз. «свободного» крестьянства в восстании. Восстание Фомы выросло и окрепло на основе использования опыта и сил местных повстанческих движений Греции и Македонии. Этим и объясняется его необычайно большой размах. Об участии в восстании славян, живших в окрестностях Фессалоники, источники прямо сообщают. От племен Греции Фома получил крупную помощь именно в тот момент, когда предательство и измена Григория Птерота грозили опрокинуть все замыслы повстанцев.

Близко родственную «свободному» крестьянству группу в рядах повстанцев составляли и стратиоты, вербовавшиеся из среды «птохов» и «варваров». Выступив против своих военачальников, стратиоты сыграли, по-видимому, значительную роль в повстанческом движении.

Но и несвободные — рабы (δοΰλοι), находившиеся на самой низкой ступени общественной лестницы, как уже было указано выше, явились активнейшими участниками восстания Фомы. В поместьях и в вотчинах византийской знати категория несвободных рабов оставалась и в эту эпоху чрезвычайно многочисленной. Рабский труд применялся и в некоторых видах ремесленного производства в городах. На высококвалифицированных рабов — ремесленников, танцоров, кулинаров — в начале IX в. был огромный спрос во дворцах константинопольской и провинциальной знати. Как уже было указано, положение рабов с ходом исторического развития значительно приблизилось к положению низших категорий свободных зависимых людей. Полусвободные зависимые мистоты нередко продавались и покупались, подобно рабам. Повторные запрещения продавать свободных в законодательстве уже сами по себе свидетельствуют о прогрессирующем ходе закрепощения низших беднейших слоев свободного населения.

Таким образом расшифровка термина δοΰλοι, упомянутого византийскими историками при характеристике состава участников восстания Фомы, при учете действительных условий рассматриваемой эпохи должна, вероятно, вывести далеко за пределы первоначального узкого значения этого термина. И, следовательно, к числу «ненавидящих господ, на долю которых выпал рабский удел», нужно причислить наряду с рабами в собственном смысле слова и неимущих свободных — зависимых от крупных землевладельцев, разделявших с рабами их тяжелую долю зависимости и бесправия.

Из числа беднейших слоев населения империи вербовали значительную часть своих приверженцев и павликиане, также отмеченные источниками в числе сторонников Фомы.

Включившись под руководством неизвестных нам вождей в состав повстанческой армии, угнетенные массы добивались коренного изменения своих жизненных условий. Однако ни о каких мероприятиях Фомы, которые затронули бы основы тогдашнего общественного строя — классовой структуры византийского общества, источники не упоминают. Напротив, из указания, что Фома привлек на свою сторону налоговых сборщиков, олицетворявших в глазах народа наиболее ненавистные формы фискального гнета, можно скорее вывести обратное заключение. Фома, по всей вероятности, и не думал ломать установленный порядок вещей, рассчитывая лишь на использование массового движения в своих собственных интересах. Добиваясь захвата императорского престола, он употребил все средства для снискания популярности в самых разнообразных слоях общества, вербуя на свою сторону без разбора всех недовольных правящим императором. В результате этой политики самые разнохарактерные, внутренне противоречивые и даже враждебные друг другу группировки собрались под его знаменами. Иконопочитатели встретились здесь с «еретиками» и «неверными», угнетенные классы — со своими эксплуататорами. Представители господствующего класса, участвовавшие в повстанческом движении, разумеется, ни в малой степени не были заинтересованы в каком-нибудь коренном улучшении условий жизни народных масс. Внешний ход событий показывает, что именно эти приверженцы Фомы, переброшенные силой обстоятельств в оппозиционный к правительству лагерь, были готовы по первому же знаку перейти на сторону правящего императора. Характерно, что именно Григорий Птерот и церковники и монахи сыграли позорную предательскую роль в судьбах всего движения. Не менее изменническую роль сыграл монастырский эконом крепости Санианы, предавший крепость на последнем этапе борьбы. А главы иконопочитательской партии даже письменно засвидетельствовали свою полную солидарность с кровавой расправой, учиненной правительством над повстанцами. Федор Студит провозгласил, что «убийца справедливо понес заслуженную кару».

При этих условиях ни прекрасное для своего времени техническое оснащение повстанческой армии, ни продуманный на основе использования опыта арабской осады Константинополя стратегический план, ни исключительный героизм и стойкость народных масс не могли предотвратить неминуемого провала всего движения.

Важнейшие причины неуспеха восстания коренились, таким образом, уже в самой его основе. Стихийный характер движения, связавший в рядах повстанческой армии противоречивые, классово чуждые друг другу элементы, отсутствие ясной целеустремленности, отсутствие надлежащего руководства болезненно сказались на всем ходе развития событий и определили собой конечное крушение восстания.

Силы реакции вскоре взяли реванш по всему фронту. Грозный натиск народных движений заставил византийскую знать сплотиться во имя защиты общих классовых интересов. Потерявшие свою былую остроту при изменившихся условиях иконоборческие споры завершились восстановлением иконопочитания в 843 г.

Вестник древней истории, № 1, 1939 г.