Журнал «Rolling Stone» публикует в январском номере переписку с националисткой Евгенией Хасис, отбывающей срок по обвинению в соучастии в самом громком преступлений «нулевых» — убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой.

Текст Евгений Левкович.

От редакции: Четыре года назад, 19 января 2009года, в Москве на Пречистенке, недалеко от станции метро «Кропоткинская», тремя выстрелами в упор были убиты правозащитник-антифашист Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова. В мае 2011 года суд признал виновными в этом преступлении участника националистической радикальной группировки Никиту Тихонова (как непосредственного исполнителя) и его гражданскую жену Евгению Хасис (как соучастницу). В период застоя русского протестного движения жуткое убийство воспринималось как непосредственная угроза обществу, исходящая от националистов. Сегодня, когда угроза подзабылась, а националисты (пусть и называющие себя «умеренными») полноправно входят в так называемый Координационный Совет оппозиции, мы возвращаемся к делу об убийстве Маркелова и Бабуровой, и публикуем переписку с Евгенией Хасис, судьба которой служит не только отрицательным примером, но и, при определенном раскладе, видится мелодрамой русской женщины: дикой, фанатично преданной, несчастной и никому не нужной (интерпретация зависит от позиции конкретного аналитика). Два года назад после нашей первой публикации об этой истории в редакцию пришла груда анонимок, обвиняющих RS в пропаганде фашизма. Мы же признаем свою вину только в том, что вытаскиваем на поверхность судьбы, о которых многие просто не желают знать и думать.

***

Говорят, 14-я женская колония (республика Мордовия, поселок Парца, почти 500 километров от Москвы) одна из самых жестоких в России. Сюда часто отправляют тех осужденных, кто отказался признавать свою вину и сотрудничать со следствием. Здесь отбывала срок топ-менеджер «ЮКОСа» Светлана Бахмина. Три месяца назад сюда доставили Надежду Толоконникову из «Pussy Riot». Здесь же находится и Евгения Хасис. Четыре года назад невозможно было представить, что убежденная антифашистка и не менее идейная националистка будут общаться: тогда Евгения жила в квартире, напичканной оружием, вместе со своим гражданским мужем Никитой Тихоновым — членом праворадикального подполья, которое методично расправлялось (в прямом смысле слова) с политическими и идейными оппонентами. По версии следствия, на счету группы убийства антифашистов Ивана Хуторского и Ильи Джапаридзе, члена кавказской радикальной группировки «Черные ястребы» Расула Халилова, чемпиона мира по тайскому боксу Муслима Абдуллаева, судьи Мосгорсуда Эдуарда Чувашова, и, наконец, адвоката и левого активиста Станислава Маркелова и корреспондента «Новой газеты» Анастасии Бабуровой. В совершении последнего преступления суд признал виновными Тихонова и Хасис. Первый получил пожизненный срок, вторая — 18 лет колонии. Оба отказались признать свою вину, и скоротечный (для столь громкого дела) процесс закончился, в сущности, скандалом: анализ системы российского правосудия и допускаемых ею нарушений на примере данного дела тянет на отдельный обстоятельный материал. Родилась масса конспирологических версий произошедшего, самая распространенная из которых заключается в том, что Тихонов и Хасис — далеко не главное звено преступной цепочки, они лишь занимались слежкой и хранили оружие, а ее конец ведет чуть ли не в кремлевские кабинеты. В любом случае, очевидно, что Хасис знает гораздо больше, чем говорит в письмах. Впрочем, ждать от нее откровений из тюрьмы было бы наивно. Пока ты заключенный, даже об условиях содержания писать небезопасно. Например, на вопрос о том, какие у Евгении взаимоотношения с администрацией тюрьмы, она не отвечает. «Выйду — расскажу. Таковы правила выживания», — написала она в одном из писем, подавляющее большинство из которых, к слову, до адресата не доходят вовсе…

***

— Для начала, какого твое моральное и физическое состояние?
— На данный момент мне искренне не хотелось бы жаловаться. Во-первых, у меня нет никаких заболеваний или недугов. Здоровье, слава богу, богатырское — есть запас прочности. Во-вторых, на фоне окружающих, в том числе ВИЧ-инфицированных, жизнь которых угасает на глазах, грех жаловаться на насморк или усталость. Морально тяжело из-за организованного вокруг меня информационного вакуума и отсутствия привычного для меня общения. Большинство людей и характеров тут сформировала среда крайне бедная и асоциальная. Дети наркоманов, алкоголиков и т.д. Даже человека с купленным образованием найти в нашей зоне довольно сложно, не говоря уже о действительно умных, образованных собеседниках, с которыми можно было бы вести интеллектуальные дискуссии. С другой стороны, тем ценнее те человеческие единицы, которые тут удается найти. Их мало, но все они уже сейчас дороги мне. Общение с ними – отдушина. Отдохнуть от мата, ругани, криков можно лишь с такими людьми, или в храме. Храм – еще одно спасение для души, и серьезная опора для воли и духа.

— Что вообще представляет из себя современная российская тюрьма в целом, и колония, в которой ты отбываешь срок, в частности?
— Сложный вопрос. Говорить о пенитенциарной системе хорошо – дурной тон. Говорить плохо – быть в тренде. Особенно после приезда Толоконниковой в ИК-14 стало модным ругать нашу колонию. Но я ненавижу пустое критиканство. Скажу так: российская исправительная система соответствует всей остальной государственной системе. С точки зрения привыкшего к комфортным условиям москвича, тут очень много проблем, но с точки зрения «местного населения», быт в нашей колонии лучше, чем был у многих из них на воле. Менять систему необходимо, но я уверена, что любые попытки реформировать отдельно взятый госсектор, без реформирования государства в целом, приведут лишь к растрате бюджетных средств и усугублению бардака. Теоретически ИК-14, например, можно было бы расформировать, и выделить много денег на постройку новой колонии, сделанной по европейским стандартам, на обучение кадров и т.д. Но за это время оставшееся без работы местное население сопьется, выделенные деньги разойдутся по карманам чиновников, а реального результата будет ноль.