282
Карательная психиатрия вернулась в Краснодар: Новое дело Евгения Новожилова.

В понедельник 29 апреля 2013 года в 8 утра раздался звонок в дверь квартиры, где я проживаю с родителями. Я и мать ещё спали. Отец, подумав, что это звонит кто-то из соседей, приоткрыл дверь. Резко отпихнув моего 82-летнего отца и ударив его дверью так сильно, что у него появился синяк, в квартиру ворвался громила, невнятно пробурчавший что-то про полицию. За ним вошли ещё полдесятка лиц в штатском. Матери и отцу один из ворвавшихся в квартиру «предъявил» удостоверение в стиле «ткнуть в морду» — т.е. таким образом, что они оказались не в состоянии что-либо на нём прочитать. Все лица в штатском немедленно направились в мою комнату. Я проснулся от громкого голоса, обращавшегося ко мне. Поначалу всё показалось кошмарным сном, но уже через секунду мне стало ясно, что этот кошмар происходит наяву. В своей комнате я насчитал 7 непрошенных «гостей».

Мне было предъявлено постановление о проведении у меня обыска в связи с возбуждённым против меня из-за одной из публикаций в «Русской правде» уголовным делом по ст. 282 ч.1 УК РФ. Непрошенные визитёры сгребли с целью изъятия всё, что могли – в первую очередь, конечно, ноутбук. В число изъятых предметов попали почему-то даже рецепты на очки и рентгеновский снимок зуба. Полная опись изъятых предметов полицейскими составлена не была. Позже я предъявил следователю список изъятых предметов, состоящий из 70 пунктов.

Было заявлено, что мне выбрана мера пресечения «подписка о невыезде», и что после допроса я сразу же вернусь домой. Последнее утверждение оказалось ложью. После предъявления обвинения я был ознакомлен с постановлением о направлении меня на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в 3-е отделение Краснодарской краевой клинической психиатрической больницы (ул. Красная, 1), куда я и был доставлен вечером того же дня.

Проводившая экспертизу врач-докладчик («лечащий врач») Рыжкова М.Г. провела со мной беседу 30 апреля – на следующий день, и после этого она со мной не общалась аж до самого заседания экспертной комиссии. Этих комиссий у меня было две (как правило бывает только одна).

Первая комиссия прошла 22 мая. На ней присутствовали врач-докладчик Рыжкова М.Г., заведующий 3-м отделением Стрижёв В.А. и один из главных экспертов КККПБ Наджарьян А.И., которая в 2001 г. подписала заключение со сфабрикованным мне диагнозом. Я сначала не узнал Наджарьян, так как за 11 с половиной лет она сильно изменилась, но другие подэкспертные в отделении по описанию подтвердили, что это была именно она. В кабинете также сидела ещё одна из лечащих врачей отделения, формально, насколько я понял, в комиссии не участвовавшая. Речь на заседании комиссии шла о моих политических взглядах. Меня довольно агрессивно атаковали в связи с моим неприятием режима Путина. Активнее всего себя вела Наджарьян. Упомянутый выше четвёртый (формально не участвовавший в работе комиссии) врач возмутился тем, что я русский, но защищаю чеченцев. Комиссия закончилась тем, что Наджарьяян резко прервала меня, сказав: «Пока идите…»

24 мая у меня была вторая комиссия. Вместо Наджарьян на ней председательствовала другой врач-эксперт – Елисеенко Н.А. Заседание комиссии прошло в относительно нормальной атмосфере, но снова меня много расспрашивали о моих политических взглядах.

28 мая я прошёл вторую и третью беседу с психологом (обычно проводится одна). Один из сотрудников КККПБ признался мне, что «мнения разделились» и моя судьба будет решаться не на уровне 3-го отделения, а на уровне главных экспертов больницы.

29 мая меня отпустили домой. Перед выпиской со мной беседовала второй и последний раз врач-докладчик Рыжкова. Об имевших место двух беседах с ней я могу сказать следующее:

Рыжкова крайне негативно отреагировала на слова «путинисты» и «диссидент». Когда я рассказывал ей о своей работе внештатным корреспондентом Радио «Свобода» в 2004 – 2006 гг., она спросила меня, делал ли я это подпольно. Она не знала, что РС ещё в начале 90-х годов открыло официальное представительство в Москве. Было заметно, что она относится к этой радиостанции как к «вражьему голосу». На обоих заседаниях комиссии в личных беседах с Рыжковой я подчёркивал, что моя мать никогда не говорила приписываемых ей и фигурирующих в деле порочащих меня слов. Моя мать до проведения комиссий приходила в 3-е отделение КККПБ, чтобы поговорить с заведующим отделением Стрижёвым и врачом-докладчиком Рыжковой, но оба они наотрез отказались с ней разговаривать, явно не желая услышать опровержение приписываемых моей матери порочащих меня ложных показаний.

Заключение комиссии экспертов-психиатров от 04.06.2013 г. представляет собой 8 страниц лжи (в 2001 г. было только 5). Процитирую самые его интересные моменты. Наиболее яркие лживые «перлы» и ляпсусы выделены красным цветом. Мои комментарии выделены синим курсивом.

Заключение комиссии экспертов № 170 24 мая 2013 г.

член комиссии Елисеенко Н.А.
член комиссии Стрижёв В.А.
врач-докладчик Рыжкова М.Г.

Вопросы:

1. Мог ли Новожилов Е.В. во время совершения общественно опасного деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия, либо иного болезненного состояния, если таковое имелось?

2. Имеется ли у Новожилова Е.В. на данный момент психическое расстройство, лишающее его возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими?

3. Имелось ли у Новожилова Е.В. в момент совершения преступления психическое расстройство, не исключающее вменяемости?

4. Нуждается ли Новожилов Е.В. в применении принудительных мер медицинского характера? Нет ли противопоказаний к применению в отношении него принудительных мер медицинского характера?
________________________________________

___________________________________

Поступил 29.04.13. Оформление экспертного заключения окончено 04.06.2013 г.

___________________________________________________________________________

(…) В подростковом возрасте из-за межличностных отношений со сверстниками стал посещать секции самбо и дзюдо. (…)

Даже здоровое желание заниматься спортом трактуется здесь в негативном контексте – как результат неких «проблем во взаимоотношениях с окружающими».

(…) Со слов матери, странности в поведении появились в подростковом возрасте, дважды совершал суицидальные попытки, которые случались во время депрессивного состояния. Он утверждал, что «чувствует себя отверженным в обществе».

Моя мать таких слов никогда не произносила. Они вписаны в приобщённый к делу 2001 года протокол несуществовавшего допроса, под которым стоит неизвестно кем поставленная подпись, похожая на подпись моей матери. Эти фальшивые «показания» затем были процитированы психиатрами, а также вписаны в протокол судебного заседания и определение суда. Как я уже упомянул выше, заведующий 3-м отделением Стрижёв и врач-докладчик Рыжкова наотрез отказались услышать от моей матери опровержение этой фальшивки. Никаких суицидальных попыток у меня, к огромному сожалению политически ангажированных психиатров, никогда не было.

(…) На фоне обострения кожного заболевания – пиодермии, сильно похудел, осунулся, был подавлен. В этот период обращался за амбулаторной помощью к неврологу… (…)

В том, что в результате такой болезни я сильно похудел, осунулся и был подавлен, нет ничего странного и патологического – попробуйте походить долгие месяцы с многочисленными гнойными язвами по всему телу. А утверждение об обращении к неврологу – ложь. Лучше бы уже сразу врали про обращение к психиатру…

(…) На втором курсе начал пропускать занятия после конфликта с девушкой, в результате чего вынужден был взять академический отпуск. (…)

На 1-м курсе из-за язвы желудка я взял академический отпуск по болезни. Ни о каком «конфликте с девушкой на втором курсе» мне ничего не известно.