В эти дни Россия отмечает годовщину октябрьских событий 1993 года. 20 лет назад в столице произошли кровопролитные противостояния, которые чудом не переросли в гражданскую войну. Корреспонденты РБК поговорили с участниками тех событий о том, кто был прав, ради чего погибли люди и кто виноват в их смерти. Сергей Филатов в то время возглавлял Администрацию президента, он же был представителем Бориса Ельцина на мирных переговорах с Верховным Советом, которые закончились провалом.
Сергей Александрович, вспоминая события 20-летней давности, что бы вы сегодняшний изменили в своих тогдашних решениях?
Едва ли я что-нибудь изменил, хотя в душе, да и не только в душе, я об этом и с Борисом Николаевичем говорил, я был противником указа 1400, потому что мне виделись очень тяжелые последствия. Так оно и оказалось.
Вот что бы я совершенно точно сделал, я бы этот указ подписал сразу после референдума (летом 1993 в стране прошел референдум 58,7 % выразили доверие президенту Борису Ельцину, 53% — поддержали социально-экономическую политику властей, 49,5% — высказались за досрочные выборы президента, 67,2% — за досрочные выборы Верховного совета – прим. РБК). Я думаю, это было бы правильно и более спокойно. Несмотря на то, что Конституционный суд принял решение, считать результаты референдума опросом общественного мнения, я бы объявил указ президента о роспуске Верховного совета. Такова была воля людей, большинством голосов это было признано, потому что расстановка политических сил на съезде народных депутатов не соответствовала расстановке сил в обществе.
Если общество все-таки поддержало реформу Гайдара на этом референдуме, поддержало деятельность президента, то надо было исключить всякое противодействие, вражду и агрессию, которые были со стороны руководства Верховного совета. И если сами депутаты Верховного совета не смогли сделать так, чтобы их руководство поменяло свою позицию и методы общения с президентом, то тогда только выборы. Это самый цивилизованный путь. Мне кажется, тогда все пошло бы немножко по-другому, не было бы того, что произошло в октябре месяце.
Потому что они вновь накачали общественное мнение. Когда мы делали Конституцию, в июне месяце мы пытались, чтобы ее проект рассмотрели законодательные собрания регионов, но они не дали, распустили все законодательные собрания, и вновь агрессивно начали в парламентском центре пропаганду против реформ, против президента. В ход пошли и личностные оценки и оскорбления.
На самом деле мы сделали все, чтобы пойти цивилизованным путем. Да, роспуск Верховного совета был нарушением Конституции, никто с этим не спорит. Но было двоевластие, а это очень опасно для страны. Президент, обладающий силой, обязан восстановить конституционный строй и порядок в стране, если этому есть какие-то угрозы. В этот раз были реальные угрозы. Надо было успокаивать страну.
Одновременно было сделано все, чтобы был выбран новый парламент. Были объявлены выборы 12 декабря в Госдуму, следом за этим мы подготовили документ по выборам в Совет федерации. Причем это был новый орган, которого раньше не было, орган, который уравнивал в правах регионы. Их дело было не в том, чтобы принимать законодательные акты, а в том, чтобы защищать интересы регионов. Все те законы, которые Думой делались на основе партийного представительства, здесь рассматривались с точки зрения самих регионов.
Многие депутаты посчитали себя обиженными. На самом деле, обид быть не должно никаких. У них был срок избрания до 1995г., до 1995г. им сделали все выплаты, предоставили квартиры, устроили на работу, некоторых отправили на пенсию за 2 года до срока. То есть сделали все, чтобы не было ущемления. Потому что я знаю, что после депутатства многие нищенствовали, не могли устроиться на работу — их не брали, к депутатам в обществе было разнополярное отношение.
Вы были одним из руководителей Верховного совета, до того как ушли в администрацию президента. Насколько вам лично было тяжело принимать решение о штурме?
На самом деле, никакого штурма не было. Была поставлена задача «Альфе» и «Вымпелу» не расстреливать людей, а выводить их. И даже бойцы «Вымпела», которых учили всегда убивать, должны были поменять свою тактику, входя в Белый дом, они искали людей, чтобы их выгонять. Потери оказались все-таки большие — 164 человека погибло в Белом доме и в «Останкино».
Мы не готовили войска. После того как ОМОНовцев избивали в центре города, они оказались практически без руководства, в Москве больше никаких сил не осталось. И были вызваны войска, часть их была отправлена в «Останкино» для восстановления порядка. Оставшаяся часть закрыла все улицы в центре Москвы, чтобы не было никаких провокаций. Потому что в Белом доме было оружие, были люди, которые могут стрелять баркашовцы, преднестровцы, которые знали запах пороха. Они приехали не с намерением договариваться, а с намерением стрелять.
На наше счастье в Белом доме было 2 силы: сила, которая считала, что нужно мирным путем решать и сила, которая всеми силами хотела взять власть с оружием в руках. Мы это почувствовали на переговорах в Свято-Даниловом монастыре. Мы подписали протокол с переговорщиками от Верховного совета руководителями палат Абдулатиповым и Соколовым. Наутро приехал другой человек на переговоры и сказал, что протокол отменен, и началась полемика совсем другого направления — обвинительная риторика, болтовня. 2 дня мы потеряли ни за что, ни про что. Эти переговоры сыграли и отрицательную роль: все расслабились и с надеждой ждали, что будет какой-то результат. А результатом всего оказалась Смоленская площадь и мэрия, где подготовленные ребята устроили мятеж, который вылился в вооруженный конфликт.
Мы знаем по опыту, такие конфликты как пожар, если не погасить в самом начале, то потом надо уже вызывать пожарную машину. Задача была погасить это, чтобы никакого оружия, никакой стрельбы в Москве не было.
А каким образом вашим противникам удалось завладеть таким большим количеством оружия, что они даже раздавали его своим сторонникам?
Я не могу точно утверждать, но перед тем, как я ушел из Верховного совета, зампред ВС Юрий Воронин мне показывал образцы оружия, которые они хотели закупить. У меня нет фактов. Поэтому я все время настаиваю, что если такие события происходят в стране как ГКЧП или в 1993г., надо расследование доводить до конца, чтобы юридически поставить точку в этом вопросе. Охрана Белого дома подчинялась только Верховному совету, поэтому были вооруженные люди, которые охраняли Белый дом. У них было оружие, было оружие закупленное и еще какое-то. Потом баркашовцы пришли с оружием. Там было достаточно много оружия. Но мы много чего не знаем, и можно по-разному говорить.
Была ли возможность предотвратить нападение если не на мэрию, то на «Останкино»?
Мне трудно сказать, потому что 1, 2 и 3 числа я был в Свято-Даниловом монастыре. Мы туда приезжали к 9 или 10 часам, и уезжали поздно-поздно. Я не анализировал, но, смотря с позиции сегодняшнего дня, все тогда были расслаблены. Хотя президент накануне мне звонил, 2 октября поздно ночью, и спросил, как дела. Я сказал «Борис Николаевич, у меня поселилась какая-то тревога, я чувствую, завтра что-то будет». Мы не двигаемся, топчемся на месте, и непонятно во что утыкаемся. То нам дают обещание, что наутро пустят работников МВД для инспекции имеющегося в Белом доме оружия, то говорят, что надо опять вернуться к вопросу выборов.… В общем, эта тревога, наверное, и ему передалась, но все равно надеялись, что что-то получится. Тем более что утром мы ждали результатов, они нам обещали твердо, что инспекция оружия будет проведена. На самом деле опять обманули. А дальше произошло то, что произошло.
Если говорить о том, можно ли было предотвратить конфликт между Верховным советом и президентом, я думаю, что нет. Взаимоотношения главы государства и председателя Верховного Совета были абсолютно тупиковые. Это было внутреннее недоверие, мне кажется, у президента появился даже некий страх, они же дважды пытались объявить импичмент. Президент был уверен в своей правоте при проведении реформ, и в 1993г. он подписал такой указ, чтобы открыть дорогу для реформ, потому что страна была в ужасном состоянии, это всем известно.
Мы получили от Советского Союза 120 млрд долл долга , каждый год брали 2-3 кредита, нефть была 8-10 долл за баррель, промышленность вся разваливалась, оборонные предприятия все встали. Госзаказа нет, денег нет, безработица растет, инфляция растет. И в это время сводить счеты и разбираться, кто прав, кто виноват… Я был всецело на стороне президента — он-то работал, он-то двигал страну вперед. А те тормозили, они все сделали, чтобы обгадить то, что сделал президент и правительство сначала Гайдара, а потом и Черномырдина.
В тот момент, когда столкновение уже произошло 3 октября, вы обсуждали с Борисом Николаевичем или, может, у вас самого такие мысли были, что приближается гражданская война, и остановить ее не удастся?

Нет, я абсолютно был убежден, что любыми средствами это надо остановить. Надо спасать страну.
Поэтому на Совете безопасности, когда было предложение окружить Белый дом и вытащить оттуда всех депутатов, а если попадутся под руку баркашевцы и прочие, их арестовать, не было сомнений. Но они ушли оттуда, потому что в наших рядах было предательство.
А почему в результате отказались от расследования?

Это было решение Государственной думы, они объявили амнистию. Президент был категорический противник. Здесь произошел конфликт между Казанником, генеральным прокурором, и Борисом Николаевичем. Казанник отказался не выполнять решения Госдумы. Это правильно: прокурор должен быть строптивым и подчиняться решениям, которые обязан выполнять. Амнистия — это прерогатива Государственной думы. Только Государственная дума может объявить амнистию, президент не может препятствовать, и никто не может. Поэтому когда объявили амнистию, Казанник выполнил решение, и их выпустили. Вокруг этого было много дебатов, в конечном итоге, Казанник подал заявление об отставке, и ушел с поста генпрокурора.
И вместо него мы получили, на мой взгляд, совершенно безграмотного генпрокурора (Казанника сменил Юрий Скуратов – прим. РБК). Хотя это мой был кадр, которого я взял в администрацию, но преждевременно его коржаковцы уговорили пойти на генерального прокурора — он еще не дорос до этого. И пока президент разобрался, что из себя представляет это лицо…
Вместе с амнистией они приняли это дурное решение прекратить расследование. Но нам важно знать именно юридическую оценку. Политическая меняется каждый раз с приходом каких-то иных людей к власти. Они всегда будут меняться. Но юридический факт, что было так, а не иначе, стреляли те, и откуда взялись снайперы, которые провоцировали и озлобляли войска, стоявшие у Белого дома, конечно, это все надо было выяснить.
Я понимаю, что если бы расследование было дальше, и ту и другую сторону маслом бы не помазали, их помазали бы кое-чем еще. Обе стороны были хороши!
Разное говорят: кто-то говорит, что у Белого дома ни одно оружие не выстрелило. Быть этого не может, там была стрельба, я видел фильмы того же Невзорова, стреляли с обеих сторон, там были бои местного значения.
Не было предложения о внутреннем расследовании? Был парламентский запрет, но почему не провести внутреннее расследование.

Что такое внутреннее расследование?
Расследование, не имеющее юридической силы…
Надо было вперед идти. Этим должна была прокуратура заниматься, что бы мы непрофессиональных людей отвлекали на это расследование. Когда-то Говорухин вел расследование по войне в Чечне. Смех один. В чем оно заключалось? Вызывали людей, опрашивали, а потом издали маленькую книжечку, по которой так и не нашли кто-кого-куда. А что было искать, когда было решение Конституционного суда, что президент был обязан сделать все, что было в его силах, чтобы погасить в Чечне этот очаг терроризма и амбиций.
Прокуратура по событиям 93-его завела уголовное дело, конечно, надо было его до конца доводить. Я не сторонник, чтобы обязательно кого-то посадили, расстреляли, нет, это вторая сторона дела. Но главное — это на что бы мы сегодня могли опираться. Вот я рассказываю сейчас, а Руцкой будет совсем другое говорить, а где истина?
Насколько изменила эта история Бориса Николаевича?

Да никак не изменила. Он избавился от той муки, что мучила его 2 года.
2 января мы пошли на реформу Гайдара, 13 января Хасбулатов едет в Рязань, выступает там и клянет на чем свет стоит эти реформы, называя их антинародными. 6 съезд народных депутатов в апреле, на котором дается сугубо негативная оценкам реформы, а реформаторов называют преступниками. Озабоченные позицией Хасбулатова мы (я, Шумейко и Яров — 3 заместителя председателя Верховного совета) пошли к Ельцину: «Борис Николаевич, не можем понять, что-то происходит внутри. Помимо нас что-то готовят, что-то задумал Хасбулатов, и, скорей всего, это может плохо кончиться. Надо думать, как от этого уходить».
Хасбулатов узнает каким-то путем, что мы были у Ельцина и разговаривали на эти темы. В июне месяца он находит способ избавиться от Шумейко. Говорит, давайте Шумейко для усиления реформ поставим вице-премьером правительства. Дальше идет 7 съезд народных депутатов, на котором убирают Гайдара. Затем Хасбулатов предлагает мне уйти, я отказываюсь. Борис Николаевич приглашает меня, и говорит: «Не надо с ним связываться, все равно он вам работать не даст». Он мне действительно не дал работать. 8 съезд народных депутатов, опять идет попытка объявить реформы антинародными – «клика должна уйти». Они не ожидали, что вместо Гайдара придет Черномырдин и продолжит реформы. На 9 съезде народных депутатов идет попытка объявления импичмента президенту, 60 голосов не хватило. Это факт. Это не то, что сегодня плохо, а завтра хорошо, это целенаправленная линия была на уничтожение реформы, на то, чтобы убрать реформаторов. Ведь тот же Хасбулатов сначала выступал за то, чтобы создать должность президента для более эффективного проведения реформ. Только для этого.
Когда мы с коллегами с Запада встречались, они говорили, какие вы молодцы, мы пошли парламентским путем, нахлебались вот так. Ну и мы нахлебались вот так, и еще и получили сполна тормозные всякие процессы, которые не дали возможности эффективно вести реформы.
Сейчас примерно такая же ситуация. Медведев говорит, и мы все это понимаем, что нужно реформировать, модернизировать экономику, и не только экономику — нужна модернизация и политической системы, и образования, и науки, потому что мы вошли в стагнацию. Почему? Потому что если в то время нефть занимала 20% от бюджета, то сегодня это 55%, мы сели на иглу. И куда мы эти деньги тратим? На зарплаты, оборону, пенсии. А где поступления? Вот завтра грохнется это все, и что мы будем делать?
Нужна промышленность новая, реиндустриализация. Медведев об этом говорит, а Путин нет, все прекрасно. Но мы-то все понимаем, что плохо. Этот конфликт идет, и где-то должен себя проявить, в каком виде, в какой форме — мне трудно сказать. И опять мы можем оказаться в ситуации, когда с оружием в руках будем делать выбор.
Это все идет от нашей советской ментальности, наше имперское мышление: «Я имею силы, я тебя задавлю», это идет с нами уже много лет. Горбачев этим пользовался: не подчинились — танки ввели. Каждый считает, что самая правильная формула, «Если враг не сдается, его уничтожают». Этой формулой, к сожалению, живем.
С другой стороны, вы сами говорите, что введение танков в Москву в 1993г. было необходимым.

Потому что была стрельба. Танков же не было. Мы 5 часов ждали, пока они появятся. И уже была стрельба. Тут надо было спасать страну, для меня это было совершенно очевидно. Когда стреляют уже.… Дай бог, чтобы всегда был президент, который вовремя примет такое решение.
Во время октябрьских событий у Вас не было опасений, что регионы поддержат Хасбулатова и Руцкого?
Конечно, были. Из некоторых регионов шли отряды на помощь сюда. Именно поэтому мы торопились погасить все. Потому что если 4-го утром бы возобновилась стрельба, каждая сторона бы сил своих начала бы добавлять. Почему они эти дни с 21 сентября по 3 октября лазили по всем офисам, искали спецсвязь? Им очень нужна была спецсвязь с войсками связаться. Исполняющий обязанности президента, которого назначили фиктивно на этом съезде (Руцкой), начал бы ими командовать: давайте, ведите войска сюда, защищайте Конституцию. И не известно, кто бы как к этому отнесся. Были генералы, которые очень не любили Ельцина, и были готовы на все, чтобы его убрать с поста президента. Вот вам и источник войны.
А почему все-таки сложилась ситуация, что 3-его числа город остался без милиции?
Потому что эту милицию избивали. Не ожидали они. Я еще раз повторю, все были расслабленные. Тем более суббота, тем более идут переговоры, и, вроде, неплохо идут, СМИ сообщают, что идет разговор, к чему-то может быть придут. Человек есть человек, он так устроен, что если появляется какая-то надежда, он расслабляется. И вдруг ты получаешь удар. Причем там по-настоящему били, валили на землю и били ногами.
Сергей Александрович, в 1993г. Парламент блокировал все реформы, но после путча на протяжении всего ельцинского времени парламент так или иначе оставался оппозиционным. Недавно мы обсуждали другую годовщину — 15 лет дефолту 1998г., и в один голос все руководители экономических ведомств того времени обвиняли в дефолте Думу, говоря, что ни один закон им провести ни удавалось, ставились всевозможные палки в реформы. Реформировать ничего не удалось, и в результате пришли к дефолту. Обратная ситуация у нас последние 13 лет, когда Дума практически без оппозиции живет. Какой парламент вам ближе? Как на ваш взгляд, возможно ли у нас появление каких-то других форм парламентаризма, и когда это произойдет?

Нам до цивилизованного построения политической системы еще очень далеко. К сожалению, пока мы действуем таким образом, что, как сказал когда-то Черномырдин, что бы мы ни строили, все время КПСС получается. В этом заложен большой смысл.
Что бы мы ни строили, но те, кто в этом строительстве участвуют, обязательно хотят получить большинство, хочет получить монополию на власть, хочет получить власть, которая вне критики, которая вне досягаемости.
И если мы с вами проанализируем все Думы, которые были, там обязательно вы найдете элемент, что когда какая-то партия чуть больше начинает получать голосов, она тут же начинает повышать голос, тут же начинает разговаривать совсем другим тоном. Это хорошо видно по Жириновскому, это хорошо видно по Зюганову. Но лучше всего это видно по администрации президента, которая строит эту систему. Ведь Сурков не случайно начал ее строить. Бориса Николаевича часто спрашивали, почему вы не идете от демократов на выборы. Он не отвечал на этот вопрос, он не мог от них идти, потому что они не имели большинства. Надо иметь такую партию, которая имеет большинство, на которое можно было бы опереться. У нас такую партию только искусственно построили. А что значит искусственно — она управляется из Кремля кнутом и пряником. Раньше она называлась «Единство», сейчас «Единая Россия», им на смену готовят «Народный фронт». Это не идеологические партии, это чиновничьи партии. Ходят разные слухи, что им платят за то, чтобы они были вместе.
Стали строить Селигер, Смену и прочее, эти ребята должны были прийти на смену тех, но ничего не получается, потому что идеологии нет у них. И то, что сейчас они это стали понимать, и разрешили многопартийную систему без ограничений делать, о многом говорит. Они стали понимать, что через какое-то время эта партия может их смести. Я все жду, когда взорвется «Единая Россия», потому что их так подставляют с этими законами.
Я не думаю, что это они придумывают сами, наверняка им подачу какую-то делают, находят людей, которые с этим должны выступить, они выступают, в стране раздается хохот — уже все смеются в стране над этой Думой. Это уже не только не серьезно, это и вредно. У меня такое ощущение, что их специально под нож готовят, чтобы следом прийти с «Народным фронтом», потому что В.Путин теряет ту базу, на которую он опирался. По крайней мере, мифически должен был опираться.
В наше время каждая Дума имела свой цвет, и каждая Дума пыталась найти тот конек, на котором она могла бы выехать. К сожалению, с нашей советской ментальностью, мы выбираем не тот конек, который созидает, а тот, который разрушает. Не нравится президент — давай его громить, и популярность растет. В наших невзгодах мы всегда виним первое лицо. Этим же ребятам удалось перевести удар на кого-то другого — на «Единую Россию», на губернаторов и прочих. Это говорит о том, что у нас очень слабая политическая система в стране, очень ненадежная. И меня это очень беспокоит.
Они кубики начинают расставлять, а с кубиками, когда вы начинаете это делать, все нужно цементировать спецслужбами — прослушкой, заведением различных дел, убиранием вас либо в психушку, либо подкидыванием наркотиков. Другого нет пути. Это показывает вся история нашей жизни, да и не только нашей. Может быть, действительно, придет понимание всего этого. Хотя видите, играют опять. Такое ощущение, что там 2 силы есть: одна сила пытается восстановить демократический путь развития, а другая говорит «Нет, мы пойдем тем же путем, которым шел Советский Союз».
То, что сегодня люди просыпаются, то, что опять стали ходить на митинги, это хорошо. Потому что в 1993г. самый сильный удар был нанесен по доверию людей власти, и мы до сих пор не можем его восстановить. Никакой власти не верят: ни той, ни этой, ни будущей. Вместе с этим ударом по доверию к власти мы как бы уничтожили и надежды людей, а это всегда придает силы жить, желание жить, и не просто жить, а работать, что-то делать, помогать. А у нас 2 млн. уехали за рубеж, не самые худшие люди.
И как вы думаете, когда это доверие удастся вернуть?
Я думаю, что оно придет под давлением масс, потому что очень много уже выступлений. Я смотрю, не очень ограничивают они эти выступления. Хотя самые острые телепередачи переносят на ночь, создают двойное гражданство — дневное и ночное. Но если будут делить нас на пятую колонну и тех, кто помогает власти, хорошего ничего не будет, будет опять конфликт.
Другое дело, если будут последовательно идти на то, чтобы создавать институты гражданского общества, приучать к тому, что власть должна с ними работать. Та же общественная палата, ее не так надо строить, ее нельзя строить по принципу приглашения самых ярких, самых известных людей. Надо, как это делают во Франции, по принципу представительства профессиональных людей. От банкиров должен быть человек, от интеллигенции писательской должен быть человек, от рабочего класса должен быть человек. Один, два, но они должны защищать тех, кто их делегировал.
Источник: РБК