Интерес к Сибири прослеживается у будущих декабристов еще задолго до трагической развязки в декабре 1825 года. Мистика сибирской земли притягивает многих образованных людей того времени. В порыве грусти декабрист-поэт В.Ф.Раевский пишет:

Туда, где Лена, Обь волной
В гранитные брега плескают
И по седым во мгле лесам
К Гиперборейским берегам,
Во льдах волнуясь, протекают,-
Где все в немых пустынях спит,
Где чуть приметен блеск природы,
Но где живут сыны свободы,
Где луч учения горит!..

Настоящая Родина декабристов – Сибирь, и Раевский готов там искать истины, если здесь – тоска. Для многих декабристов наказание ссылкой в Сибирь открыло истину, которая повергла их в отчаяние. Но это будет гораздо позже. Еще до декабрьского выступления многие его участники были знакомы с Сибирью, в силу их работы в Российско-Американской компании. Константин Рылеев, один из руководителей компании, разрабатывавший проект независимости Русской Америки, был повешен. Другой декабрист, Дмитрий Завалишин, развивал идеи массового и интенсивного русского проникновения в Калифорнию и подбивал местных испанцев принимать российское гражданство. Он пытался убедить царя в грандиозных перспективах «обрусения Америки». Однако российская власть справедливо посчитала, что это будут уже «не те русские», которыми можно легко управлять. А Завалишин со своими челобитными оставался еще «тем», и был отправлен на Сибирскую каторгу.

Сибирь к началу XIX века уже стала символом наказания, «вечной каторгой» для всех недовольных, и неким шансом, «диким Западом» для свободолюбивых, авантюристичных людей. «Бунтарский» XVII век давно позади, вольное сословие (казачество) присягнуло в полной мере на верность династии Романовых, с восстанием Пугачева Екатерина II расправилась в немецкой педантичностью – корни крамолы и недовольства надолго вырваны и отброшены из центра Империи, чаще всего в пространство вечного холода – Сибирь. В русском сектантстве, в старообрядчестве, охватывающем немалую часть населения Сибири, заметно проступали не только антиимперские, но и антимонархические черты, вплоть до идеи непокорства всякой власти. Для идей декабризма Сибирь была благодатной почвой. Недаром во время этапирования декабристов в Забайкалье, вплоть до самого Петровского завода заключенным-декабристам воспрещалось останавливаться в деревнях, правительство боялось, что местные жители заразятся либерализмом.

Декабристский мятеж впервые носил четкий антимонархический характер, именно поэтому его участники в советской историографии стали безусловными мучениками. За этим часто забывалось, что декабристский мятеж, в первую очередь, продолжал традиции дворянского гвардейского заговора. Лидер «Союза Русского Народа» в дореволюционной Думе В.Шульгин пишет в своих воспоминаниях: «…весь XVIII век и начало XIX прошли под знаком дворцовых переворотов. Когда «случайности рождения» подвергали опасности самую совершенную форму правления – единодержавие, какие-то люди, окружавшие престол, исправляли «случайности рождения» тайным насильственным способом. При этом иногда обходилось без убийств, иногда нет… В начале XX века эти люди стали мельче… Их хватило лишь на убийство Распутина». Людьми, окружавшими престол, чаще всего оказывались гвардейцы.

На 41-м году жизни в Сибири В.Ф.Раевский пишет об истоках декабризма: «Я из-за границы возвратился на родину уже с другими, новыми понятиями. Сотни тысяч русских своею смертью искупили свободу целой Европы. Армия, избалованная победами и славою, вместо обещанных наград и льгот подчинилась неслыханному угнетению… Усиленное взыскание недоимок, увеличившихся войною, строгость цензуры, новые наборы рекрут и прочее, и прочее производили глухой ропот… сильно встревожили, волновали людей, которые ожидали обновления, улучшений, благоденствия, исцеления тяжелых ран своего отечества…». Молодые же пока «свободою горим, сердца для чести живы» даже двух лет не могли вытерпеть. В феврале 1816 года в Петербурге образуется Союз спасения, где около 30 заговорщиков. Два года спустя Союз благоденствия – более 200 членов.

Император Александр боялся заговора, т.к. сам взошел на престол в результате заговора. Александр помнил о том могучем единодушии, которое снесло престола его отца и вознесло его самого, помнил и опасался повторения.

В разгар побед, взятый в плен французский генерал Вандамм, услышав обвинение, высказанное царем, что он плохо обращался с русскими пленными, бросил в ответ, что, по крайней мере, не убивал собственного отца. Александр схватился за шпагу, но дал себя удержать и увести. И идея грандиозного Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах – одна из экзальтированных попыток примиритья с Небом, искупить земной грех.

Современники о том догадывались. Герцен писал: «Император Александр всегда наклонный к мистицизму и сумрачному расположению духа, в котором многие видели угрызения совести, он особенно предался ему поле ряда побед над Наполеоном». И совсем неудивительной выглядит версия о том, что император ушел в затвор в далекую Сибирь под именем старца. Монарх, не оправдавший чаяний своих гвардейцев, тайно покидает трон и безоглядно уходит в Сибирь, а два года спустя его подданные не решившиеся на мятеж в годы его правления, обрекаются на вечную каторгу в Сибирь его братом – Николаем I. А спустя 90 лет, большевики, преследуя Колчака в годы Гражданской Войны в местах, где отбывали каторгу декабристы, в Забайкалье встречают последних и наиболее ярких защитников самодержавия – в лице казаков Семенова и безумного барона Унгерна. Вот уж действительно крайности и противоречия порою сходятся!

Несмотря на явные увлечения европейскими идеями, декабристы предпочитают Русь «до бритья бород» – страну с вольным вече, незакрепощенным народом, ограниченной княжеской властью. Укорененность декабристов, их вольнодумства в русской истории основана на идейном продолжении вечевых традиций древней Руси:

Пора, мой друг, пора воззвать
Из мрака век полночной славы,
Царя-народа дух и нравы
И те священны времена,
Когда гремело наше вече
И преклоняло издалече
Князей кичливых рамена…
(А.Ф.Раевский)

У Н.Эйдельмана в книге «Апостол Сергей» о судьбе южной ветви декабристов есть характерная сцена:

«31 декабря 1825 года перепуганные обыватели Василькова стали свидетелями удивительного зрелища. Во втором часу зимнего дня на городской площади был провозглашен единым царем Вселенной Иисус Христос.

Так историк начинал рассказ о необыкновенном документе, который длинной декабрьской ночью переписывали полковые писаря. 19 раз звучат на площади слова «царь», «цари»; и сверх того пять раз – «тиран», «тиранство»:

– Стало быть, Бог не любит царей?

– Нет, они прокляты.

– Един наш царь должен быть Иисус Христос.

Нaдо «взять оружие и следовaть смело зa глaголющим во имя Господне… А кто отстaнет, тот яко иудa-предaтель, будет aнaфеме проклят».