«Вы корректно себя вели?»: в Петербурге прошла очередная «русская зачистка».

В воскресенье сторонники Национал-социалистической инициативы провели третью в этом году «русскую зачистку» — акцию ультраправых против нелегальной торговли на улице. Пока инициатор рейдов праворадикал Николай Бондарик в СИЗО, активисты стараются действовать аккуратнее. В отличие от прошлого года, ни потасовок, ни скандалов во время «зачисток» не происходит.

Помидоры и дыни в мусорном баке, равнодушные полицейские, растерянные торговцы и активисты, которые хотели казаться вежливыми, — в репортаже «Бумаги» об очередном рейде.

— Коля, ну ты чего такой распахнутый? Застегнись! — с улыбкой встречал соратника Дмитрий Шульц Бобров, лидер Национал-социалистической инициативы.

Белая рубашка с коротким рукавом Коле была явно мала, на ремне висели нож и газовый баллон. У входа на станцию метро «Гостиный двор» его уже ждал десяток бритых, как и он сам, соратников: ультраправые готовились провести в воскресенье «русскую зачистку».

Инициативу проведения этого мероприятия принято приписывать праворадикалу Николаю Бондарику. Год назад Бондарик и Дмитрий Бешеный Евтушенко терроризировали нелегальных уличных торговцев по всему городу. Тогда соратники Бондарика себя не сдерживали, нередко переворачивали лотки с овощами и устраивали потасовки с торговцами-иностранцами. Однако с октября прошлого года «зачистки» проходят без них.

Бондарик сидит в СИЗО и ждет суда, его обвиняют в подготовке провокации. По данным следствия, праворадикалы инсценировали два нападения со стороны кавказцев и разместили информацию о них в интернете, чтобы спровоцировать межэтнические столкновения и повторить в городе бирюлевский сценарий. Бешеный хоть и остался на свободе, рисковать не может: его обвиняют в хулиганстве во время одной из «зачисток» и в публикации экстремистского призыва на странице «ВКонтакте». Евтушенко дал подписку о невыезде и надлежащем поведении и свел уличную активность на нет.

Очевидно, опасаясь повторить судьбу Бешеного и Бондарика, Шульц, уже отсидевший за организацию экстремистского сообщества, перед зачисткой провел строгий инструктаж:

— Ведем себя культурно. С иностранными гражданами общаемся корректно и как можно меньше. Документы ни у кого не проверяем.

Всем участникам Бобров также обстоятельно объяснил, что, согласно городскому закону, нарушением является торговля в необорудованных местах — с ящиков, лотков, тротуаров. Все происходящее активисты снимали: на широкой шее одного из участников болталась миниатюрная камера с символикой неонацистского бренда. В отдалении за ними следили два сотрудника полиции и мужчина в черном, в котором сразу опознали оперативника Центра по противодействию экстремизму.

— Вы с нами поедете? — спросил с улыбкой Коля постовых у метро.

— Смотря куда вы.

— На «Приморскую».

— Там вас уже ждут, — в ответ улыбнулись полицейские.

В метро веселье продолжилось: молодые люди расклеивали стикеры с лозунгами против исламизации, пока не поняли, что в вагонах висят камеры видеонаблюдения.

— Сейчас мы отправим одного человека на разведку и потом уже пойдем все проверять, — объяснил Шульц на выходе.

Разведчик вернулся уже через минуту и то ли радостно, то ли испуганно сообщил, что на площади у вестибюля метро «полно ментов». Ультраправые поспешили на выход, быстрым шагом проследовав мимо лотков с овощами к наряду полиции. Торговцы спешно убирали товар, заворачивая персики и сливы в цветастые покрывала.

— Куда идете? — радовался молниеносной победе качок-оператор, наставляя камеру на торговцев.

— Домой! — раздраженно цедил сквозь зубы смуглый мужчина, пакуя коробки с помидорами.

Шульц тем временем объяснял полиции, какие именно законы нарушают торговцы. Пока он цитировал нормативные акты и говорил о защите прав потребителей, с площади у метро пропал целый стол с абрикосами и черешней. Вслед за ним испарилась металлическая тележка с дынями. С криками «чурки спрятали товар» активисты бросились на поиски пропажи. Лоток обнаружился на помойке в соседнем дворе, аккуратно припаркованный у контейнера с мусором.

— Не трогайте только, — осторожничал Бобров. — Вот, смотрите, какая антисанитария! — обращался он уже к сотруднику полиции, растерянно стоящему у мусорных контейнеров.

— Ой, дыньки! — откликнулась проходящая мимо старушка.

Она оказалась верным клиентом лотошников и очень переживала, что те неожиданно прервали торговлю.

— Да там микробы одни, помойка, антисанитария, — убеждал ее Бобров.

— Зато дешевле! — не сдавалась бабушка.

— Ну и что мне с этим делать? — внезапно встрял полицейский.

Не дожидаясь ответа, он пустился в путанные объяснения нюансов в законодательстве. По его словам выходило, что пресекать торговлю должна администрация района, что фрукты с помойки убирать никто не должен и не его забота, если их вдруг снова начнут продавать.

— Проверьте их регистрацию! Иностранные граждане здесь никто! Я знаю. Я работал в прокуратуре, — нашел довод один из участников зачистки.

— Что вы хотите увидеть? — совсем растерялся полицейский.

— Продолжение действий!

— Мы все сделаем, — ответил страж правопорядка, однако, что именно он собирался предпринять, из его заявления понятно не было.

— Они убивают тут! Они набрасываются, когда вы идете один. Они нападают стаей! — тот же активист перешел к более серьезной аргументации.

— Михаил, я прошу покинуть нас, — прервал страстный монолог соратника Шульц.

Тот кивнул и обиженно поплелся в сторону метро. Воспользовавшись моментом, полицейский вернулся к машине. Помойка оказалась неподконтрольной правоохранительным органам: во дворе завязался спор между сторонниками НСИ и двумя торговцами, вяло пытающимися отстоять товар.

— Вы нацисты, да? — спросил один из них.

В ответ рассмеялись.

— В сорок первом же… Вместе воевали против нацизма, — обиженно продолжил он взывать к исторической памяти гогочущих русских.

Другой не был настроен беседовать. Поочередно он вызвал каждого участника на бой, ругаясь на нескольких языках, но, не дождавшись ответа на вызов, стремительно покинул двор.

— Что-то случилось? — спросил Бобров, вернувшийся с подкреплением из полицейских.

— Говорит, что «мой сестра без ног совсем остался в 41 году, когда воеваль за тебя», — передразнивали оппонента ультраправые.

— Вы корректно себя вели? — испугался Бобров.

Его заверили, что корректно.

— Мы стараемся вести себя корректно, — Шульц на камеру повторил уже в форме утверждения. — Спокойствие не теряем. Ведем себя спокойно. С иностранными гражданами вежливо, корректно, на «вы»…

— Ну вы закончили тут уже? — с надеждой в голосе прервал Боброва полицейский.

Он не очень понимал, что от него хочет десяток национал-социалистов и на всякий случай проверил у некоторых документы.

— Ну а с этим что делать, — возмутился лидер НСИ и показал на спрятанный за мусорными баками стол.

— Себе заберите, — махнул рукой полицейский.

— Так не пойдет! — настаивал Шульц.

Страж порядка на секунду задумался, что делать с овощами и фруктами, брошенными хозяевами на помойке, а потом махнул рукой: «Выкидавайте, если хотите, мне все равно».

С ликованием национал-социалисты устремились к помойке. В огромный мусорный бункер полетели помидоры, черешня и дыни. Коля все силился поднять тяжелый металлический стол, рядом кто-то остервенело разбивал о металлический угол бункера электронные весы. Шульц пристально следил за тем, чтобы не было мародерства.

С улюлюканьем и шутками овощи и фрукты швыряли в баки прямо в коробках. Случайно проходившей бабушке подарили дыню, а спустя пару минут ультраправые все-таки смогли поднять железный стол и опрокинуть его с победными криками внутрь мусорного бака. По асфальту покатились персики, помидоры и огурцы.

Победив стол, группа устремились мыть руки в Burger King. Пока они стояли в очереди в одноместную кабинку туалета, Бобров заказывал газировку.

— Ты не помнишь, только Coca-Cola платит налог синагогам или Pepsi тоже? — внезапно ошарашил он вопросом Колю.

Коля не вспомнил.