Первый из отбывших срок «узников Болотной» Ярослав Белоусов вышел на свободу 8 сентября. Студент факультета политологии МГУ, отец трехлетнего сына, он пробыл в заключении два года и три месяца. По версии обвинения, он кинул в бойца ОМОНа «неопознанный твердый круглый предмет желтого цвета», чем причинил тому «физическую боль». Белоусов это отрицал, а его защита убедительно доказывала, что брошенный предмет никак не мог долететь до «потерпевшего». Еще одно приписанное Белоусову «преступление» — «скандирование антиправительственных лозунгов».

О том, кого можно встретить в российских СИЗО и каково там политзекам, чем наша страна отличается от Латинской Америки и что делать в новой политической обстановке, читайте в первом после освобождения печатном интервью бывшего «узника 6 мая».

— Какие у вас планы на ближайшее время?

— Я собираюсь восстановиться в МГУ и доучиться последний курс (до ареста Белоусов был студентом факультета политологии МГУ ), дописать диплом. Курсовые я писал о социальных сетях как инструменте организации массовых акций протеста. Я был оторван от Интернета два года, но сейчас быстро это восполняю. Диплом я собираюсь писать на тему использования социальных сетей в избирательных кампаниях. Также я планирую как можно быстрее начать работать по специальности.

— Как сейчас ваше здоровье? В ходе процесса у вас возникали различные проблемы, вы долго находились в больнице при СИЗО.

— У меня сейчас две проблемы со здоровьем. Первая — зрение. В ближайшие дни я буду обследоваться, но уже сейчас понятно, что, скорее всего, придется делать как минимум одну операцию. Вторая проблема возникла месяц назад из-за условий этапирования — у меня обострилась вегетососудистая дистония.

— Ваша теща Александра Лиханова (была гражданским защитником Белоусова в «болотном деле» ) также рассказывала мне, что у вас были какие-то трудности во время этапирования. С чем они были связаны?

— Когда меня на «Матросской тишине» попросили собраться с вещами, мне сказали, что отправляют меня на «Бутырку», но отправили меня на этап. Мы ехали через несколько городов. Сначала сутки были в Липецке, оттуда меня повезли в Волгоград. Главной проблемой было ухудшение самочувствия. Когда я прибыл в Волгоград, температура там была больше 40 градусов. Душно, жарко, а нас по несколько суток содержат в практически невентилируемых помещениях. Пока мы доехали до Волгоградского СИЗО, с каждого арестанта сошло по несколько литров пота.

— А в чем арестантов везут?

— Пересылка происходит в ужасающих условиях так называемых «столыпинских вагонов». Это небольшая камера, отсек с лежаками. В него сажают по 12 человек на шесть лежаков. Сидеть можно, но лежать нельзя, а люди едут по 24 часа и более. Когда мы приехали в Волгоград, нас тоже посадили в переполненную камеру: нас было 10 человек на 8 мест. Но через несколько дней люди стали разъезжаться.

— Наши ли ваши потерянные при пересылке документы?

— Сейчас мы пытаемся выяснить вопрос с документами и пока пришли к выводу, что мой паспорт находится где-то в коридорах Следственного комитета. То есть как они его у меня забрали, так он у них где-то до сих пор и лежит. Как мне рассказывали адвокаты, это часто встречающаяся ситуация.

— Ваша теща мне говорила, что в последние дни в заключении вы находились с приговоренными к пожизненному заключению. Как это произошло, у вас же не тяжкая статья?

— После того как правозащитники попросили оставить меня до конца срока в СИЗО в Пятигорске и не увозить в колонию, меня перекинули из общей камеры в камеру на так называемом «продоле для пожизненников» (продол — коридор, по обеим сторонам которого располагаются камеры с заключенными). В наше время там сидят не «пожизненники», но люди с достаточно тяжкими статьями. Там были несколько человек по 105 — это убийство, члены незаконных вооруженных формирований Чечни и даже один участник мятежа в Дагестане 1999 года, когда была взята мэрия Махачкалы. То есть, как говорится, «серьезные люди» (смеется).

Там очень маленькие камеры, буквально полтора на два метра. И кровать как раз располагалась вдоль меньшей стены. Учитывая, что у меня рост метр девяносто два сантиметра, мне приходилось спать в позе зародыша. Я так провел две недели. Но для меня это было лучше, чем если бы я двое суток ехал на этом «Столыпине» до колонии, чтобы там потом провести три дня и освободиться. Колония, куда меня должны были этапировать, находится в достаточно удаленном месте на границе с Осетией. Освобождаться оттуда мне было бы сложнее.

— У вас не возникало проблем с такими непростыми сокамерниками?

— Нет, проблем с коллективом у меня за все время срока ни разу не возникало. С кем я только не сидел! За эти два года я успел встретиться с массой людей, которые сидят по распространенным статьям вроде 228 — наркотики. Были и «эксклюзивные» личности. Допустим, в июле на больнице на «Матросской тишине» мне довелось три недели сидеть с человеком, которого зовут Рзмак Саралиев. Его преследуют, как он считает, тоже за идеи, за его фундаменталистские исламские взгляды, «за чистый его ислам». Его обвиняют в том, что он хранил оружие в квартире.

— Вы обсуждали с сокамерниками какие-то политические вопросы?

— Да, с теми, кому это было интересно. Допустим, с Саралиевым мы много беседовали о ситуации в России. В СИЗО встречаются люди с разными взглядами, интересами, уровнем образования, но тех, кому интересна политика, меньшинство. Больше всего я с такими людьми общался, когда ходил в спортзал на «Бутырке». Там я виделся с моими «подельниками» и с другими людьми, которые тоже как-то вовлечены в политику — из предпринимательской или государственной сферы.

— А к вашему делу как относились, считали его политическим?

— Среди всех арестантов уже повелось считать «болотников» людьми, которые сидят вообще ни за что, «ни за дело». Они часто говорят: «И что, вы вышли помитинговать, и вас за это закрыли на несколько лет? Да ну-у-у! За такое сидеть?» (смеется)

— Что было самым сложным для вас за эти два года?

— Поддерживать интеллектуальный уровень, приобретать новые знания, поддерживать физическую форму и бодрое состояние духа. Часто интересуются, чего больше всего недостает в СИЗО, и при этом делают предположения: нет движения, плохое питание. На самом деле чего не хватает — так это деятельности.

— Вам все-таки удавалось читать научную литературу по вашей специальности?

— Да. Большое спасибо в этом отношении коллективу магазина «Фаланстер», который собирал литературу и передавал нашим родственникам, а они уже на «Бутырке» передавали ее нам.

— А художественную литературу вы читали?

— Не все время, которое я сидел. Когда я находился в пятом централе, на «Воднике», возможности передавать от родственников книги не было. Можно было пользоваться только тюремной библиотекой. В ней, к счастью, оказалось очень много художественной литературы. И я как раз смог прочитать то, что до этого не успел. Потом я переехал на «Бутырку». Там местная библиотека практически не функционирует, но зато была возможность получать книги с воли. Там я получал в основном научную литературу. На судах я обращал внимание на то, что вы и другие «узники Болотной» читали газеты и журналы. Получалось составить какую-то картину происходящего на воле?

Я только последние два месяца нахожусь в информационной изоляции, с тех пор как переехал из «Бутырки» на «Матроску», а потом был месяц на этапе. До этого я практически ежедневно получал довольно внушительный ворох газет. Порядка семи-восьми газет и журналов. Причем это были издания, которые идеологически ориентированы на разные политические силы: и либеральная пресса, и более «государственническая». Я был в курсе всех событий.

— Наверное, какую-то дополнительную информацию вы получали из писем? Или цензура не пропускала ничего на политические темы?

— На «Бутырке» были с этим проблемы. Долгое время до нас доходили письма в обрезанном виде. Потом, после разговоров с правозащитниками, цензоры все-таки перестали вырезать и зачеркивать куски текста. Но в любом случае основную информацию о происходящем мы получали из прессы и — в меньшей степени — телевидения.

— Наверняка у вас есть идеи, как следует реформировать пенитенциарную систему?

— Конкретные идеи по реформированию системы есть, с ходу могу назвать несколько. Главная проблема, — сложно связаться с родственниками и поддерживать контакт с внешним миром. Где-то в обход запретов ходят телефоны, где-то — нет. Нужно, чтобы у людей была возможность чаще видеться с родственниками и проще и чаще получать разрешения на свидания, таксофонные переговоры.

Еще одна проблема — переполненность камер. «Бутырка» сейчас перенаселена на 600 с лишним человек. Там последние месяцы постоянно наваривают в камерах дополнительные спальные места — «шконки». Под стражу заключают всех без разбора: и кто кусок мяса в магазине украл, и кто из бюджета украл огромную сумму.

Еще одна проблема — сейчас арестанты могут принимать душ только раз в неделю. Надо, чтобы душ можно было принимать как минимум два раза в неделю.

Должна быть возможность поддерживать физическую форму. Это касается прогулочных двориков в СИЗО. Некоторые пыльные, грязные. Исключение — достаточно просторные дворики «Водника», за что нам и нравилось это СИЗО. Их убирают каждую неделю, там есть турники.