Происходящие сегодня на Украине события являются вызовом не только пост-советской системе, но всей современной европейской цивилизации. Националисты и ультра-правые, грезящие о рождении “Юной Европы”, понимают это как никто другой. Среди них Игорь Гаркавенко – бывший узник совести с богатым революционным опытом, публицист, идеолог Третьего Пути, основатель Русско-Украинского Национального Альянса (РУНА), один из наиболее активных участников зимней революции, а ныне боец одного из добровольческих батальонов. Несколько дней назад журналисту “Русского Монитора” удалось поговорить с Игорем о промежуточных победах и поражениях национальной революции, а так же целях разгоревшейся войны.

— При прошлой нашей встрече ты говорил, что несмотря на то, что твои симпатии на стороне сражающейся Украины, что-то останавливает тебя от того, чтобы самому брать оружие в войне славян против славян, русских против русских, украинцев против украинцев, против людей, многих из которых ты знал лично. И вот несмотря на это ты, все таки принимаешь решение сражаться за Украину. Что стало решающим?

— Да, мне, как человеку идеология которого сводилась к формулировке «славянское единство», «русский мир», и т. д., у которого достаточно богатое «русско-националистическое» прошлое, было не так просто принять решение об участии в этой войне.

Как вариант, был, остаться в такой «принципиальной стороне» от всего происходящего.

Идеальным, конечно, было такое «перпендикулярное действо», то есть акт войны, но бьющий по некой «третьей» стороне, абсолютно негативной в глазах обоих противников, то есть удар по «системе», по представителям олигархата, и т. д., и т. п.

Но, после определённого времени раздумий, всё стало на свои места.

Эта война это судьба. От неё нельзя отвернуться «из порядочности», необходимо быть на острии судьбы. Прежде чем мы могли судить о том кто более прав Юнгер или Ремарк, они оба должны были быть ветеранами одной войны.

Подсказка этому есть в знаменитом диалоге Кришны и Арджуны на поле битвы, из Махабхараты.

Да, в битве против диктатуры, на Майдане, всё было безукоризненно чисто, — там «система», «семья», «беркут», «мвд», «титушки», а тут мы — активисты, граждане, нация.

Но ведь и в этой войне, которая была развязана после, несмотря на то, что в ней всё было гораздо сложнее, несмотря на то, что в ней часто были «гражданские против гражданских», «идейные против идейных», и т. д., всё равно, одна из сторон была объективно более права, и на ней были мои соратники по борьбе с диктатурой. И было бы непорядочным бросить их в этот момент.

Следующее, — в том случае, если я вижу много идейных своих и на другой стороне, если мечтаю найти с ними общий язык и направить в некое безупречно верное «третье» направление, скажем на Москву, у меня будет больше оснований для взаимопонимания с ними, если я буду к ним максимально близок физически, даже если это близость двух сторон одного фронта.

Мы солдаты, а у двух солдат в большей степени может получиться разговор, чем у участника войны с тем кто остался в «принципиальной» стороне.

На случай же, некоего «перпендикулярного» действа, предпринятого здесь, в Украине, то и его я могу осуществить только со своими фронтовыми товарищами по этой войне.

— Можешь рассказать о самом ярком впечатлении на этой войне?

— Вряд ли получится «о самом ярком».. Их было много. Что-то было сугубо военного характера, что-то психологического, что-то философского.. Время от времени посвящаю каждому из них текст.

Но это, из Цоя, перестаёт там быть для тебя просто словами из старой, прекрасной песни, и ты сталкиваешься с ним, как с абсолютной реальностью: «Война дело молодых, Лекарство против морщин»..

Стоит лишь оказаться там, со всеми своими депрессиями, недосыпаниями, внутренними разломами, как всё, в один момент, практически сразу по прибытию, приходит в идеальное, цельное, воинское состояние.

Очень интересным было сравнить экзистенцию, некий «внутренний дух» тюремного общества, в котором я провёл много лет, с духом общества военного. И первое и второе достаточно героичны, и первое и второе постоянно находятся в состоянии экстремальной ситуации..

— Изменилось ли твое отношения к тем, кто сейчас воюет против тебя?

— Нет, не изменилось.

Как и с нашей стороны там есть профессионалы, а есть не очень.

Как и у нас там есть идейные люди, но на нашей стороне их безусловно больше, относительно всего количества сражающихся.

— Как ты оцениваешь результаты этой войны, а также эффект, который она окажет на Украину?

— Эта война, на мой взгляд пока не завершена.

С одной стороны результаты негативны, цели не выполнены, противник не повержен..

Но с другой стороны, причина этого — слабость, капитуляция, и предательство центральной власти, а это лучшее условие для продолжения революционного процесса.

Та «линия» на которой остановились воюющие стороны, не может быть зафиксирована никакими договорённостями, это как дипломатические отношения ржавчины и металла, организма и вируса; такое разрешается только войной. Над Украиной нависла опасность полного уничтожения, не как экономического, или политического проекта, но как проекта исторического. И возможно, для того чтобы «быть», ей придётся сражаться практически «бесконечно»..