Даниил Константинов

Как долго вам придется находиться за границей?

— Я не знаю точно. Во многом это будет зависеть от того, как будут развиваться события в России. Мне пришлось уехать, поскольку вокруг меня и моей семьи сложилась очень напряженная ситуация. Велась слежка, звучали угрозы со стороны сотрудников силовых структур. Если такая ситуация будет сохраняться и усугубляться, в ближайшее время я в Россию не вернусь. Хотя точно сказать не могу. Все возможно.

 Чем вы занимаетесь сейчас, что планируете делать?

— Сейчас я просто отдыхаю и восстанавливаюсь после тюрьмы. Не забывайте, перед отъездом мне пришлось провести в СИЗО больше двух с половиной лет по ложному обвинению. А теперь я наслаждаюсь всем тем, чего у меня так долго не было: обществом близких людей, воздухом, солнцем, возможностью свободно передвигаться. Конечно, все это не может продолжаться бесконечно долго. Восстановив силы, я вернусь к активной общественной деятельности. У меня есть желание наладить контакт с российскими политэмигрантами, которых за границей уже не так и мало. Вместе мы что-нибудь придумаем.

 Понятно ли уже, как юридически оформить длительное пребывание за границей?

— Мы будем все оформлять в соответствии с законодательством стран пребывания. Я планирую немного попутешествовать. Не знаю точно, как это будет выглядеть и сколько стран мы посетим. Что касается работы, то этот вопрос я тоже буду решать со временем. Пока об этом говорить рано.

 Продолжается ли до сих пор слежка за вами? Чем она может быть мотивирована?

— Похоже на то, что слежка продолжается. Спецслужбы предпочитают держать под контролем активных оппозиционеров даже за границей. Собирают сведения, кто чем занимается, опасен ли тот или иной человек. Обычная оперативная работа. Но нельзя полностью исключать и возможности подготовки новых провокаций. Человека можно подставить даже тогда, когда он находится за границей. Поэтому я и привлек к данной теме внимание СМИ и общественности, чтобы предупредить возможные провокации.

Как происходило задержание в марте 2012 года?

— Задержание проходило в форме штурма квартиры, где я в то время проживал. Сначала хитрецы-полицейские попытались меня выманить из квартиры при помощи дворника, который заявил, что я должен переставить машину, мешающую снегоуборочной технике. Я заподозрил неладное и не поддался на эту уловку, оставшись в квартире. Тогда опера начали ломать двери. Как я потом понял, меня пытались выманить, чтобы предварительно обработать, пока никто не знает о моем задержании, и привести меня в отдел уже с явкой с повинной, как это часто и делается. Людей задерживают, пытают, заставляют признаться в каких-то преступлениях, а потом уже объясняйся, что ты невиновен. В этот раз у них не получилось. За время, пока шел штурм квартиры, я успел вызвать адвоката, оповестить родственников, соратников и журналистов. Думаю, это меня и спасло. Когда они меня задержали, то уже не решились на открытые насильственные действия.

Как проходили следственные действия, в чем они заключались, как себя вели следователи и оперативники?

— Сначала от меня требовали дать информацию об участниках протестного движения. Так и сказали: «Ты нам не нужен. Даешь нам расклады на этих людей и идешь домой», — и показали фотографии людей в толпе митингующих. Я сразу отказался. Больше того, вообще перестал обсуждать с ними эту тему, потребовав объяснить мне, на каком основании я задержан и в чем обвиняюсь. На что мне ответили: «Упрямишься? Значит, будешь сидеть за других». После этого началось опознание. Привели лжесвидетеля Андрея Софронова, который находился в состоянии наркотического опьянения, и начали его допрашивать. Следователь и оперативники его инструктировали по поводу того, какие именно показания надо давать, давили на него, кричали. А в итоге и вовсе записали его показания по-своему. Он же их подписал, не глядя.

Мне даже толком не объяснили, в чем я подозреваюсь, не указали дату преступления. Софронов не вспомнил ни день, ни время преступления, что нашло свое отражение в протоколах следственных действий. Там было указано «в начале декабря 2011 года». То есть я не мог дать никаких внятных показаний, не зная даже даты преступления. Все это безобразие вылилось в открытый конфликт, а я в итоге вообще отказался давать показания. В конце концов я был официально задержан и препровожден в ИВС.

По дороге в следственный отдел оперативники мне угрожали, требовали дать показания, «разговориться». Но абсурд состоял в том, что я не знал, о чем мне давать показания.

Только на следующий день во время судебного заседания я точно узнал, в чем именно подозреваюсь и когда произошло вменяемое мне преступление. Но слушать меня никто не захотел. Когда адвокат заявил о наличии у меня алиби, судья ответила просто: «Мне пофигу».