— Еще в разделе «Неправомерный антиэкстремизм» приводится случай, как в Аткарске Саратовской области предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности получила местная жительница, выступавшая против закрытия городской инфекционной больницы. Она через соцсеть «Одноклассники» пригласила других мам прийти на встречу с представителями СМИ и рассказать о ситуации. И вот она получила предупреждение, так же, как и ее подруга, которая тоже приглашала прийти на встречу. То есть получается, что любое публичное высказывание против действия властей может быть расценено как экстремизм?

— Я надеюсь, что не любое. Эта женщина не понесла наказания, ей было вынесено предупреждение. Ее решили попугать. На самом деле это очень распространенная вещь. Например, у нас организаторы политических митингов предупреждаются, что не должно нарушаться антиэкстремистское законодательство в ходе митинга.

Поскольку закон безграничный, то и применение совершенно случайное. Просто вся проблема в каком-то смысле в том, что этот закон невозможно применять систематически. Если систематически применять антиэкстремисские законы, то сядут все. Поэтому его применяют крайне избирательно, и это приводит к тому, что никому не понятно, что на самом деле можно, а что нельзя.

— Совсем недавно протоиерей Дмитрий Смирнов со своим приходом ворвался на праздник «Серебряного дождя». Это можно расценивать как экстремизм против социальной группы, например, любителей «Серебряного дождя»?

— (Смеется.) Ну, может быть, да. Если кто-то так это квалифицирует, тогда у него [Дмитрия Смирнова] будут проблемы. Но вряд ли ведь, правда?

— Хорошо, предположим, что очередной колокольный звон страшно раздражает участников празднования 20-летия «Серебряного дождя», и все эти люди с праздника просто вламываются толпой на территорию прихода (внутрь церкви они не заходят) с требованием прекратить колокольный звон, который мешает проведению праздника…

— Что было бы? Я вам скажу, что было бы. Они были бы, скорее всего, привлечены. Если бы они там никому не нанесли никаких повреждений, то их привлекли бы к административной ответственности по давно существующей в нашем кодексе статье об оскорблении религиозных чувств.

— А как это тогда называется: православным — все, остальным — закон?

— Это асимметрично несколько, да. Статья об оскорблении религиозных чувств напрямую не связана с антиэкстремистским законодательством и существует в Административном кодексе очень давно. Это в Уголовном она недавно. Да, это асимметрично, безусловно. Это не специфика нашей страны, это везде так более или менее асимметрично устроено. Очень немного стран, которые выпады в адрес неверующих рассматривают наравне с выпадами в адрес верующих. Так исторически сложилось.

— Но количество выпадов со стороны верующих, или так называемых верующих, в сторону атеистов или просто людей, которые не демонстрируют свое вероисповедание, увеличивается в России с каждым годом.

— Бесспорно. И понятно, что какие-то меры неплохо было бы принимать. Но мой пафос заключается в том, чтобы антиэкстремистское законодательство не пытаться применять вот еще туда и туда, а, наоборот, сузить его применение. Потому что оно и так слишком широкое. С моей точки зрения, лучше говорить о том, что закон слишком широк, давайте сузим закон и будем наказывать за что-то, что представляет серьезную опасность. Вот самая распространенная претензия в уголовных делах по той же 282-й статье — это высказывания разного рода русских националистов, которые пишут гадости про кавказцев, азиатов и еще про кого-то, но не всегда это действительно опасные призывы.

— Тем не менее продолжая вопрос с верующими. В середине мая Первоуральский городской суд Свердловской области приговорил местную жительницу Эльвиру Султанахметову к 120 часам обязательных работ по ч. 1 ст. 282 УК (действия, направленные на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства человека и группы лиц по признаку отношения к религии, совершенные публично). По версии следствия, Султанахметова, отвечая на интернет-опрос «Может ли мусульманин отмечать Новый год?», ссылаясь на Коран, высказалась против празднования. Кроме того, она призывала мусульман не носить георгиевские ленты и не красить пасхальные яйца, как это делают «гнусные язычники». А поздравление с «Новым годом!» сравнила с убийством и прелюбодеянием, хоровод вокруг елки назвала наследием «кровавого языческого ритуала». Но Новый год действительно языческий праздник. Так за что наказывать-то было?

— За Новый год. Случай с девушкой Эльвирой как раз очень характерен для понимания того, как наши правоохранительные органы борются с тем, что они называют «ваххабизмом». Девушка эта действительно имеет отношение к каким-то салафитским кругам. Просто ничего умнее не придумали, кроме как выдернуть из некоей тусовки человека и обвинить его в ерунде. По всей видимости, чтобы произвести на остальных отрезвляющее действие. Видимо, это такое представление о профилактике экстремизма, чтобы они дальше не радикализовались и не взяли в руки автоматы. Мне кажется, что это скорее как раз подтолкнет взять в руки автомат.

— В законе о противодействии экстремистской деятельности говорится в том числе и об ответственности за воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав, соединенных с насилием либо угрозой его применения. На вашей памяти были такие случаи применения закона?

— Избиения наблюдателей на избирательных участках, которые были не раз и не два, как раз прекрасно подходят под этот пункт и они должны были бы рассматриваться как экстремистская деятельность. Но я не знаю ни одного случая, чтобы это применялось. За избиения на избирательных участках обычно вообще никто наказания не несет, а уж о том, чтобы толковать это как экстремистскую деятельность, и речи не было.

— 2 апреля этого года Комитет ООН по правам человека опубликовал рекомендации России, в том числе и по вопросу сужения определения экстремистской деятельности в законодательстве. Прошло уже несколько месяцев, Россия как-нибудь прислушалась к этим рекомендациям?

— Да нет, конечно. Собственно говоря, то же самое несколько ранее, в прошлом году, России рекомендовала Венецианская комиссия (консультативный орган по конституционному праву при Совете Европы. — Е. М.), к которой тоже положено прислушиваться, но нет, никто ни к чему не прислушивается. Рекомендации сузить определение звучат давным-давно. Я собственноручно два раза передавал какие-то прожекты на эту тему в администрацию президента. Но никто ничего по существу менять не собирается. Единственное, что меняется, это время от времени ужесточаются, ужесточаются, ужесточаются статьи УК.

— Мне кажется, что если посмотреть на правоприменительную практику по статьям за экстремизм, то складывается впечатление, что борьба с экстремизмом — это сплошная профанация.

— Нет, Лена, это немножко одностороннее впечатление. Параллельно же происходят суды, скажем, над БОРН. Это все то же самое законодательство. И если завтра президент спросит министра внутренних дел: «Ну как идет борьба с экстремизмом?» — он же не будет ему рассказывать про Эльвиру с ее Новым годом, он будет рассказывать про БОРН, потому что это звучит серьезно, а про Эльвиру несерьезно. Но и то и другое — антиэкстремистское законодательство. В этом фокус. Если смотреть только на Эльвиру, то кажется, что все занимаются ерундой, если смотреть на БОРН, то вроде как серьезное дело. Отчетность-то, между прочим, тоже никто не отменял. Значит, в каждой области должны быть какие-то успехи в борьбе с экстремизмом. Например, в том же Екатеринбурге, где эту самую Эльвиру судили, есть совершенно нераскрытая действующая неонацистская банда Sparrows crew, которая регулярно выкладывает ролики о своих подвигах, однако что-то их никак не поймают. (Sparrows crew на своем открытом общедоступном сайте так характеризует свою деятельность: «Мы занимаемся старым добрым, веселым насилием. Зачем? Насилие ради насилия». — Е. М.) Их ловить — это сложное дело, они как-то прячутся, а Эльвира — вот она. И отчет готов.

обозреватель «Новой», член СПЧ, член ОНК Москвы
Елена Масюк беседовала с евреем из «Совы» Верховским