«Один из милиционеров орал на меня матом и постоянно говорил, что я кого-то убил», — вспоминает Кубраков. Через некоторое время Кубракова и Кузнецова, надев наручники, посадили в разные машины. Как рассказывает Илья, сидевший за рулем милиционер оскорблял его и кричал: «В любом случае кто-то из вас сядет! Твой друг Кузнецов говорит, что это сделал ты. Значит, ты и сядешь».

Когда ребят привезли в ОВД «Нагатинский затон», там уже была толпа сотрудников. «На момент моего прихода там находились сотрудники различных правоохранительных органов (ФСБ, ГУВД по г. Москве, МВД РФ)», — вспоминает в своих показаниях оперативник Александр Миловзоров. Ребят развели по разным кабинетам. «В ходе беседы с Кузнецовым М.И. последний пояснил, что именно Кубраков нанес удар Шамшиеву», — говорит Миловзоров.

Только в ОВД Кубракову наконец объяснили, что речь идет об убийстве мужчины на Судостроительной улице. И что в этом убийстве повинен он. Матери позвонить не разрешили и угрозами вынуждали написать явку с повинной — особенно в этом усердствовал следователь-криминалист Алексей Тыщенко. По словам Ильи, он все время кричал.

Когда Илья согласился написать явку с повинной, крики сразу прекратились. «Они подсказывали мне, что писать. Милиционеры продиктовали мне строчку: “Когда я хотел уколоть его в жопу, мужчина повернулся, и нож попал ему в грудь”. По их словам, это нужно для того, чтобы мне дали меньший срок», — говорит Илья. Как только Кубраков закончил писать, один из следователей — Вальтер Маркосян — взял этот листок и куда-то ушел.

Только после этого, уже в восемь вечера, позвонили матери. Когда Любовь Кубракова подъехала к ОВД, ее не сразу пропустили внутрь и только после получаса переговоров с дежурным провели в пустой кабинет, оставив там одну. «Я вышла из кабинета и пошла бродить по коридорам в надежде найти моего сына. В коридорах было очень много мужчин, все они были чем-то обеспокоены», — вспоминает Любовь Сергеевна.

Когда она вернулась в кабинет, вслед за ней зашел Алексей Тыщенко. «Он очень долго и странно на меня смотрел, как будто хотел сказать что-то ужасное, но не решался. Я у него спросила: “Мой сын жив?!” Он ответил, что Илья жив и скоро его приведут. Затем он сказал мне, что мой сын убил какого-то человека. И добавил, что Илья уже написал явку с повинной, — вспоминает Кубракова. — Тыщенко сказал мне, что я плохо воспитала своего сына, что он моральный урод и что его посадят на 15 лет, а может быть, и пожизненно. Все это он говорил мне несколько раз».

Через полчаса привели Илью. Пришли государственный адвокат и педагог. Любовь Кубракова: «Когда ввели Илюшу, тут же вслед за ним зашел следователь Левон Агаджанян. Сразу после него в кабинет зашел следователь Маркосян».

Принесли видеокамеру и сказали, что сейчас Илья будет признаваться в убийстве под запись. Когда запись началась, Илья вдруг резко изменил свои показания (мы подробно писали об этом в первом тексте), и тогда происходящее быстро перестало интересовать оперативников и следователей.

Она вспоминает, что после того, как Илья дал новые показания, а заодно и рассказал, как на него кричали, в кабинет вошел Тыщенко. «Он спросил у Агаджаняна: “Что он там говорит?” Агаджанян ответил: “Кубраков говорит, что на него оказывалось давление при написании явки с повинной”. Илья в то время сидел на стуле рядом со следователем. Я сидела в кресле. Тут неожиданно Тыщенко подошел к моему сыну и начал на него орать… Илья испугался, вскочил со стула и убежал на другую сторону кабинета, в угол, где стояло большое высокое кресло. Илья встал за креслом, спрятавшись за ним. Тыщенко подошел в Илье так близко, что его грудная клетка коснулась моего сына, а лицо было на расстоянии пары сантиметров от лица Ильи. Тыщенко снова стал орать. При этом он весь покраснел от злости. Он кричал: “Кто на тебя оказывал давление?! Никто тебе ничего не говорил! И никто тебе не угрожал. Ты понял меня?”

Я вскочила и тоже начала кричать: что этот Тыщенко вообще себе позволяет?! Я посмотрела на следователя Агаджаняна, ища в нем защиту, я думала, что он заступится за Илью. Но увидела, как Агаджанян выходит быстрыми шагами из кабинета. Остались я, Илья и Тыщенко. Я загородила спиной моего сына и стала кричать ему, чтобы он отошел от Ильи и не смел на него орать. После этого Тыщенко ушел. Вернулся Агаджанян. Я спросила у него: “Почему вы за нас не заступились, когда Тыщенко начал так неадекватно себя вести, почему вы ушли?!” Он ответил: “Не знаю… Я ничего подобного, о чем вы сейчас рассказываете, не видел и не слышал”.

Илюша сел в кресло, он был очень уставший, у него очень сильно болела голова. Педагог Опарина дала ему цитрамон. В кресле Илюша задремал. Время было уже примерно шесть утра».

Суд взял под арест Кубракова, Гурьянова, Кузнецова и Логвина 17 декабря. Еще один фигурант этого дела — Евгений Гузенко — был отпущен под подписку о невыезде.

Приятель Евгения, Максим Асеев по прозвищу Мухомор, говорит в своих показаниях: «В последний раз я видел Гузенко 15 декабря на Третьяковской, он опоздал на два часа. Он рассказал, что задержался из-за того, что возле дома его встретили сотрудники милиции и два часа катали по Москве». О чем оперативники разговаривали с Гузенко, если этот разговор действительно был, неизвестно.

Евгений Гузенко, он же «Гектор», 1993 г.р. При обыске дома у Гузенко нашли футболки «Я русский» и «За веру, царя и отечество», бумажник с эмблемой в виде сжатого кулака и с надписью «Skinhead white power», а также бумаги с рисунками и записями, на которых постоянно встречаются свастики. На момент убийства Шамшиева учился на экономическом факультете МГТУ МАМИ, сейчас работает курьером. Болеет за «Спартак».

На левой стороне груди у Гузенко вытатуирована эмблема «Спартака», на правой руке — крупная надпись «За Русь», на левой — «С нами Бог». На правом плече у него выбит кастет в венке, в венок вписано число 14. На заседания суда Гузенко ходил в одежде с длинным рукавом. В марте — в разгар слушаний по делу — у него умер отец, Эдуард Гузенко.

Илья Кубраков настаивает, что удар ножом Шамшиеву нанес не он, а парень по прозвищу Борода. Евгений Гузенко — единственный из обвиняемых, кто в своих показаниях ни разу, даже мимоходом, не упоминает о Бороде. Гузенко отрицает не только то, что он знаком с Бородой, но и тот факт, что такой человек вообще был с ними на «Коломенской». При этом на записи из метро видно, как в подземном переходе Евгений стоит возле палатки с пирожками и общается с парнем, которого другие опознали как Бороду.

12 декабря, уже после того, как все произошло на Судостроительной, ребята доехали на трамвае до «Третьяковской» и спустились в подземный переход. Из протокола допроса Гурьянова: «Мы погрелись в переходе метро. А мужчина с бородой в это время подозвал Кубракова, они отошли от нас в сторону и о чем-то разговаривали, о чем они говорили, я не слышал. Через некоторое время к нам вернулся Кубраков и сказал, как я помню, “возьму вину на себя”, где находился мужчина с бородой, мне не известно».

Самого Гурьянова задержали днем 16 декабря.