Stormfront Italia

О том, как евреи эффективно пропагандируют религию холокоста и антирасизм среди самых неожиданных людей в фрагменте статьи Элиши Визеля «Мой отец Эли Визель».

Я очень признателен колумнисту «Washington Post» Эли Саслоу за его сильную и действительно хорошую журналистскую работу, благодаря которой мы узнали историю Дерека Блэка и Мэтью Стивенсона. Дерек Блэк — сын Дона Блэка, известного белого расиста и редактора сайта Stormfront. Дерек с детства воспитывался так, чтобы унаследовать эту идеологию, и уже обзавелся последователями благодаря своим сильным лидерским качествам. Но хотя за воротами кампуса он вел ток‑шоу, посвященное вопросам расового превосходства, в самом университете — Нью‑Колледже Флориды — он предпочитал не высовываться и не афишировал свою деятельность. Впервые оказавшись вдали от дома, он решил попробовать мыслить рационально и вести себя соответственно.

Дерек оказался в одном колледже с Мэтью Стивенсоном — студентом‑евреем, который имел смелость устраивать субботние трапезы в месте, где никто другой таковых не устраивал. Мэтью в большой степени сын своих родителей. Его отец верил и распространял еврейское учение о самопреобразовании. Его мать, которая, к сожалению, покинула этот мир в прошлом году, всегда стремилась помогать другим. И Мэтью пришел в колледж с уверенностью в этих ценностях, которые разделял со своими родителями. Он нашел точки соприкосновения не только с евреями, но и со студентами из других групп и других религиозных общин и с теми, кто не исповедовал никакой религии, и сумел сделать свой стол местом встречи, дружеского общения и диалога. И потом он случайно встретился с Дереком Блэком; случай этот произошел из‑за музыки кантри, и у меня наконец есть причина быть благодарным музыке кантри.

Мэтью увидел в Дереке одинокую душу, человека, который — не по своей вине — вырос в атмосфере, где ненависть была вплетена в ткань повседневной жизни. И когда Дерек столкнулся с волной возмущения в кампусе, после того как какой‑то внимательный наблюдатель уличил его в расистской деятельности, Мэтью пригласил его к себе на субботнюю трапезу, куда собрались также его друзья. А потом еще на одну. И еще. И сблизившись с Мэтью и его друзьями — людьми, которых он был приучен ненавидеть, Дерек стал пересматривать свою позицию и свои чувства и раздумывал над тем, каково это — порвать со своим прошлым.

А потом он совершил невероятно смелый поступок — признал дружбу с Мэтью и тот факт, что ненависть больше не гнездится в его сердце. И в откровенном письме в одно либеральное онлайн‑СМИ он открыто дистанцировался от прежних своих взглядов, к которым был приучен с самого рождения.

В этой истории есть столько всего, на что непременно откликнулся бы мой отец, если бы был жив! Это история о том, что могут произойти совершенно неожиданные вещи, если только вы общаетесь с людьми, а не закрываетесь от них. А ведь сейчас, в 2017 году, как никогда силен соблазн окружить себя людьми, которые думают то же, что и вы, а когда кто‑то говорит то, что вас оскорбляет, вы тут же отфренживаете его на Фейсбуке.

«Слова, — писал мой отец, — иногда, в редкие моменты, приобретают свойства поступков». Когда Мэтью, Дерек и их друзья обменивались словами и идеями — шел ли в те минуты во всем мире разговор важнее?

Подумайте обо всех тех барьерах, которые мешают нам открыться другим людям и услышать их мысли, о стереотипах и предубеждениях. Я знаю, у меня есть свои. А каковы ваши?

• «Все те, кто голосовал за Трампа, поддерживают ультраправых, так что я не могу говорить с ними».

• «Ортодоксальные евреи думают то, что им сказали думать, они бы никогда не смогли понять меня».

• «Сионисты не могут быть феминистами — им не место в этом движении».

Мэтью и Дерек смогли сломать стены, подобные этим, чтобы узнать, что там, по другую сторону стены. Они продрались сквозь чащу ярлыков и предрассудков и обнаружили за ней друг друга, один человек — другого человека, не больше и не меньше.

Реакция на письмо Дерека не заставила себя ждать. Дерек писал мне, что для его отца разрыв единственного сына с движением был «смертельным ударом». Когда он вышел на связь со своими родными, те больше не были ему рады, однако отец по‑прежнему хотел его видеть. Он наплевал на возражения родственников, потому что не желал рвать отношения со своим сыном. Дерек пишет: «Временами было неловко, но… мы ведь провели годы, разговаривая о политике, науке, новостях, философии — и мы по‑прежнему могли вести эти разговоры. Я уже был в другом лагере, но я был все тем же человеком».

Понимает ли отец Дерека, какой у него вырос сын? Он должен бесконечно гордиться его смелостью, его смирением, его любовью. Я очень тронут тем, что они по‑прежнему разговаривают друг с другом, что отец Дерека любит своего сына больше, чем свою идеологию. И хотя мало что я не приемлю в той же мере, как пропаганду ненависти, проводимую Доном Блэком, я вдохновлен поступком его сына, который делает честь его отцу.