«В 2011 году был шанс добиться гораздо большего»

— Насколько партийная форма организации оппозиции эффективна? Власти часто используют официальные структуры для выдергивания инакомыслящих. Так было с национал-социалистами нулевых от Тесака до НСО, так было с несистемными красными. Как только появляется какая-то структура, власть сразу же начинает с ней работать.

— Да, власть злая, но все равно надо этим заниматься, один в поле не воин. Например, я не мог бы работать в одиночку. Канал я еще смог бы вести, но вот организацией поездок уже занимаются однопартийцы. А власть борется с попытками людей к самоорганизации, и борется эффективно. Значит, нужно пытаться власть перехитрить. У нас было три истории попыток расколоть партию изнутри. Все три провалились, потому что у нас хороший устав, который помогает защищаться, плюс нас защищает идеология. То, что делает уязвимым Навального и его партию — это отсутствие идеологии. «Мы за все хорошее против всего плохого» — а что такое «хорошее»? А мы, либертарианцы, знаем ответ на этот вопрос.

И чтобы раскол в партии произошел, он должен произойти по идеологическим швам. А у нас идеология достаточно монолитная, хотя и есть определенные трения. Есть договор о неагрессии (либертарианцы считают недопустимым никакое насилие (кроме случаев самообороны. — Ред.), и все остальное вырастает уже из этого. Поэтому, как только приходит какой-то человек и говорит: «Мы сейчас будем делать правильные вещи, но ваше либертарианство какое-то не такое», он сразу теряет поддержку. Нас также защищает строгая иерархическая структура партии. Например, у нас есть такой орган — Этический комитет, это как Верховный суд — он принимает и отвечает на все жалобы и может отменить любое решение любого органа партии. В него избираются люди с очень большим партийным стажем и по идеологическим основаниям.

— Митинг 30 апреля вызвал удивление у наблюдателей. Кажется, никто не ожидал, что придет столько людей. Но на самом деле 12,5 тыс. человек (по оценке «Белого счетчика») для Москвы — это невеликое число людей. Как ты сам оцениваешь этот митинг: как успех, как провал? Что дальше?

— Это успех для нашей организации, и это провал для Москвы. Протестные настроения в целом сейчас не очень высокие, но с ними нужно работать, они не возьмутся из ниоткуда. Моя задача — объяснить людям, что для того, чтобы не повторить ошибку 2011 года, у гражданского общества должны появиться собственные лидеры. Не люди из телевизора, не люди из думы, а одни из нас. Недостаточно того, что у нас у всех есть Навальный, недостаточно того, что у либертарианцев есть я. Таких людей должно быть много, чтобы в нужный момент они смогли сказать министру экономики правительства Путина: «Чувак, на главном оппозиционном митинге страны тебе не место!». И я занимаюсь этой стратегической работой. Я не знаю, как добиться, чтобы успех 11 года повторился, я знаю, как избежать ошибок 11 года. И когда этот черный лебедь произойдет, я надеюсь, гражданское общество будет готово.

— Под ошибками 11 года ты имеешь в виду слив протеста, «виски в мэрии» и так далее?

— Это можно называть как угодно. Я совсем не хочу сказать, что тогда был шанс на революцию. Но в чем я уверен, что был шанс добиться гораздо большего, добиться настоящих уступок, отмены хотя бы части репрессивных законов, что сделало бы нашу жизнь сегодня легче. Этого не было сделано, потому что люди, которые отняли инициативу — не знаю, что происходило у них в голове, может быть, головокружение от успехов и они почувствовали, что вот сейчас их позовут в кабинеты Кремля, — они совершили ошибку. И мы получили не либерализацию и новую оттепель, а усиление репрессивного аппарата.

— По ощущениям, в 2011 году власть сначала отступила на шаг назад, но потом с усиленной жестокостью начала закручивать гайки…

— Это не было шагом назад. В 2011 году власть просто оказалась не готова. Вся та военизированная полиция, которую мы сегодня видим на митингах в Москве, ее тогда не существовало. Росгвардии не существовало. Омоновцы, которые избили людей на митинге 6 мая, появились к митингу 6 мая: у них появилась новая экипировка, их количество увеличилось. Тот короткий период, который показался оттепелью, был паузой, когда власть собиралась с силами. После этого она нанесла ответный удар. В это время оппозиция занималась какой-то хренью. Это относится ко всем событиям 2011–2012 годов.

«Сейчас они гуглят „Михаил Светов“, и им становится страшно»

— Насколько актуален митинг как форма политического высказывания в современной России? Просто обычно по итогам митингов или ничего не меняется, или становится только хуже. Есть ли какая-то альтернатива? У уличных акций, по идее, должна быть какая-то цель кроме того, чтобы на них пришло больше человек, чем в прошлый раз. Что-то должно меняться после митингов.

— Я сам постоянно критиковал оппозицию до того, как занялся политической работой, за эти бессмысленные регулярные митинги. Я большой их противник. К митингам у меня отношение как к любому медийному поводу. Если ты можешь использовать такое событие себе в плюс — для распространения своих идей, для распространения своей узнаваемости, то это нужно делать. Поэтому митинг за Telegram я считаю успешным, лично меня он сделал гораздо более узнаваемым. И поэтому, когда через две недели происходил похожий митинг — его организовывали уже другие люди, — я им сказал, что он вообще не нужен. Но они этого не понимают. Они не понимают, что нанесли себе урон. Они собрали, по оптимистичным подсчетам, 2 тыс. человек, повыходили на сцену, а зачем они это сделали? Неужели непонятно, что это работает в минус, а не в плюс.
— Еще пострадали люди, которые вышли на улицы, было много задержаний.

— Потому что в зависимости от ситуации, от количества людей, которые выходят на улицу, власть ведет себя по-разному. И лидеры оппозиции, за которыми эти люди идут, должны вести себя по-разному тоже. И когда на митинге 2 тыс. человек — должно быть одно поведение полиции и лидеров оппозиции, а когда 20 тыс. — другое, когда 100 тыс. — третье. Власть это понимает, нужно, чтобы и оппозиция тоже начала это понимать. А то, когда в 2011 году на митинги вышли 100 тыс. человек, лидеры оппозиции вели себя так, как будто у них на митинг вышло 20 тыс. Это непростительная ошибка, если это была ошибка.