«Когда в колонию приехал, чувствовал себя, будто освободился»
— Вы были готовы к колонии?
— СИЗО — это гораздо хуже, чем колония.
— Вы же там большую часть срока просидели.
— Два года и восемь месяцев. Сначала Бутырка, потом Матроска, потом снова Бутырка. В СИЗО есть принципиально два вида камер: большие — шесть на шесть метров, на 18-20 шконок. И маленькие — их большинство. В большой я сидел первые десять дней на Бутырке, в маленькой — 2,5 метра на 5,5 — провел все остальное время. Как правило, там сидят пять-шесть человек — то есть на одного тебя 3,5 квадратных метра, и ты там проводишь два года восемь месяцев без движения практически. Да, предусмотрен час прогулки, но это целая история, чтобы еще на эту прогулку выбраться, потому что туда по одному не водят, а не все еще пойдут. Зимой туда мало вообще кто решался ходить, люди, как правило, были не в настроении…
Самая главная проблема — это свежий воздух. Я некурящий, и это была вообще катастрофа, потому что все курят по пачке в день. Воздуха свежего нет, это просто газовая камера. Единственное, что выручает, — вентилятор, но в холодное время он особо не работает.
— Когда вы поняли, что это надолго, как вы действовали?
— Я старался быть постоянно занятым. Мой совет, если, не дай бог, кто-то попадет, — постоянно быть чем-то занятым. Я был занят делом уголовным, книгами, письмами, английский старался подтягивать, в колонии еще самоучитель по испанскому нашел.
— Какая книга больше всего удивила?
— Мне очень понравилось исследование Томаса Пикетти про капитализм в XXI веке, и у него же была на английском работа о том, как неравенство в России развивалось за последние 100 лет. Оказывается, что сейчас у нас уровень социального неравенства, как в 1917 году — предреволюционный. Там это показано очень четко и грамотно. Это, конечно, повод для размышления.
При этом надо понимать, что чтение чтением, а ты [в СИЗО] постоянно находишься в замкнутом пространстве. От людей никуда не деться, а у них куча проблем, которыми они стараются поделиться. Да и они заняты мало чем — читать либо ленятся, либо не умеют…
— Прямо не умеют читать?
— Ну, по моим наблюдениям, процентов у 80 в той колонии, где я был, — едва ли среднее образование.
— Вы не пытались как-то им помогать? Вот Алексей Гаскаров в своей колонии школу менеджмента сделал.
— Всем, кто ко мне обращался, я старался помогать — по юридическим моментам прежде всего. Мало у кого был Уголовный кодекс — а у меня был.
Если люди себя ничем не занимают, то они, как правило, потихоньку начинают сходить с ума в таких маленьких камерах. Если есть зомбоящик, то он еще помогает сходить с ума. Люди лежат и круглые сутки смотрят телевизор. На Бутырке мы еще как-то старались заниматься много спортом, когда получалось вырваться в большой прогулочный двор. Потому что обычный двор — это те же бетонные коробки с килограммами пыли, только на открытом воздухе. В общем — свежего воздуха нет, солнечного света нет, движения нет, сосредоточиться невозможно.
В общем, я когда в колонию приехал, чувствовал себя, будто освободился. Можно целый день ходить на свежем воздухе, сел в сторонку, занимаешься своими делами, книгу читаешь в тишине.
— А работать разве не надо?
— С этим свой прикол. Я как добропорядочный гражданин должен исправляться, раз меня осудили. Я подал заявку, что да, буду работать, веди меня. Но они сказали — нет, мы тебя не пустим на промзону, потому что ты экстремист страшный. Там, между прочим, тоже бардак, люди работают за 500 рублей в месяц, зарплаты вообще нет, и кому там в карман это все капает — тоже темная история. Может быть, боялись, что я про это стану вынюхивать. Не знаю. В любом случае, пришлось исправляться в бараке.
«История самого невзрачного, самого забитого, нищего человека, может быть, даже интереснее, чем история про меня»
— Вам удалось там стать своим? Вы изучали какие-то правила зоны, приходилось к ним приспосабливаться?
— Да все элементарно — достаточно быть просто нормальным гражданином добропорядочным. Есть определенные негласные договоренности среди арестантов; они, в общем-то, перекликаются с библейскими заповедями — не воруй, не убивай, не кради. Старайся всем помогать по возможности и никому не мешать. Естественно, не сотрудничай [с администрацией].
— Завели каких-то новых знакомых в тюрьме?
— Интересные персонажи были. Например, я писал про космодром «Восточный» и воровство. Одна из компаний, упоминавшихся в статье, — «Спецстройтехнологии», через нее, насколько я могу судить, видимо, отмывались деньги, потому что она толком ничего не производила, но почему-то ей выделялись бешеные суммы. И как раз человек из этой самой компании оказывается вдруг со мной на карантине в «Матросской тишине», когда я туда с Бутырки переехал в начале сентября 15-го года. Он рассказал, что происходило при строительстве космодрома «Восточный». Я понял, что все гораздо хуже, чем мы думали, когда писали статью. Понял, как воровались деньги, как они закапывались в бетон. И понял, что этого человека — как и других — в качестве козла отпущения выбрали. Может, он и имел какое-то отношение к растратам, но это явно не главный бенефициар всех этих операций. Просто раз стало известно о нарушениях, надо какого-то сажать. А сажали самых рядовых исполнителей.
— Еще кто-то вспоминается?
— На самом деле, история любого человека — даже самого невзрачного, самого забитого, нищего — может быть, даже интереснее, чем история про меня. Ну журналист и журналист. А вот если обычный человек опишет свою историю — окажется, что в ней и отражается вся суть судебной нашей системы.
Вот пример. Дед примерно лет 65 по пьяни напал на жену с топором. И по 111-й заехал. Жена написала заявление, потом побежала забирать, но поздно. Дед заезжает. И как-то у него заболел зуб, и он пошел его вырвать в медчасть. И ему занесли инфекцию. За несколько месяцев у него инфекция переросла в рак четвертой степени — у него такая опухоль была на голове. Причем он подавал заявку на УДО, и ему отказали, потому что он стоял у медчасти без сопровождения. Его сотрудник довел [до дверей] и ушел; другой сотрудник идет и видит — стоит заключенный один , все, нарушение страшное, взыскание ему. И дед объясняет: «Меня же довели, я один не ходил по территории! Я вот тут стою, жду просто, чтобы открыли». Не волнует. И на основании этого взыскания ему отказывают в УДО.
