Тайны Нюрнбергского процесса: что скрывают не опубликованные в России документы.
Полную версию материалов суда над главными нацистскими преступниками у нас издать не решились.
Министр культуры России предложил отметить 75-летие Победы выходом на экраны фильма «Нюрнберг». «Нюрнбергский процесс — тема, требующая достоверного освещения в отечественном кино», — заявил Владимир Мединский, выступая на заседании оргкомитета «Победа». С главой Минкульта вполне можно согласиться: тема и впрямь раскрыта у нас совершенно недостаточно. Вряд ли, однако, министра, известного своей борьбой с ниспровергателями «святых легенд», приведет в восторг освещение фактов, остающихся в тени.
«Тема эта сейчас исторически полностью приватизирована США, — посетовал Мединский. — Американцы пишут о Нюрнберге как о своей большой победе, роль Советского Союза там фактически сводится на нет». По замыслу министра, к работе над проектом, призванным восстановить историческую справедливость, будут привлечены мировые кинозвезды и специалисты-историки «со всех стран — участников Нюрнбергского процесса». Такой размах потребует, естественно, немалых расходов, поэтому Мединский попросил президента дать соответствующее поручение Минфину. И встретил полное понимание главы государства: «Мне нравится. Хороший проект». В общем, судя по всему, «Нюрнбергу» — быть!
Нельзя, однако, не заметить, что в нашей стране Нюрнбергский процесс поминают сегодня куда чаще, чем в Штатах. Тема буквально не сходит с телеэкранов, уст политиков и чиновников. Причем пределами страны исторический ликбез не ограничивается. «Постоянно напоминаем партнерам о непреходящем значении решений Нюрнбергского трибунала, четко и недвусмысленно давшего квалификацию того, кто во Второй мировой войне выступал на стороне сил добра, а кто — на стороне зла», — заверяет замглавы МИД Григорий Карасин. Тех же, кто продолжает путать стороны света и тьмы, ждет суровое наказание: пять лет назад Уголовный кодекс был дополнен статьей 354.1. «Реабилитация нацизма»: за «отрицание фактов, установленных приговором Международного военного трибунала» можно схлопотать до трех лет лишения свободы.
Такая деятельная и всесторонняя забота о наследии Нюрнберга заставляет предположить, что уж где-где, а у нас материалы процесса изучены, что называется, вдоль и поперек. Но вот парадокс: ни в какой другой стране — учредителе Трибунала его итоги не представлены столь скудно, как в нашем отечестве. Первый советский сборник материалов Трибунала, увидевший свет в 1952 году, состоял всего из двух томов. Наиболее полное из имеющихся на сегодняшний день изданий на русском языке — восьмитомник, издававшийся с 1987 по 1999 год. Для сравнения: англо-, франко- и немецкоязычные версии судебного отчета насчитывают 42 тома. Причем опубликованы они были практически сразу по окончании процесса.
Понятно, что такой выборочный подход объясняется не одной лишь заботой об экономии бумаги: не все документы Нюрнбергского трибунала оказались одинаково полезны для советской власти. А кое-какие продолжают, похоже, оставаться токсичными и для власти российской.
Сказки Катынского леса
Пожалуй, самой неприятной для СССР страницей нюрнбергской истории была неудачная попытка списать на немцев преступление сталинского режима — уничтожение в апреле-мае 1940 года почти 22 тысяч поляков, в основном офицеров, а также чиновников, полицейских и прочих «неисправимых врагов советской власти», захваченных в ходе совместного с Третьим рейхом раздела Польши. Его традиционно называют катынским расстрелом, хотя расстреливали пленных в нескольких местах. Больше всего их, более шести тысяч (в Катыни — 4,5 тысячи), было казнено и захоронено на территории нынешней Тверской области, около села Медное. Но о тех братских могилах мир узнал только в 1991 году. Тайна Катынского леса была раскрыта на полвека раньше — весной 1943-го. И, как известно, вовсе не красными следопытами.
Советские власти предприняли колоссальные усилия, чтобы убедить мировую общественность, что немецкие разоблачения — бесстыдная геббельсовская ложь. Что палачами были фашисты, а большевики-гуманисты здесь совсем ни при чем. Завершающим этапом этой спецоперации стало вынесение катынского дела на «суд народов», как тогда называли Нюрнбергский процесс. Согласно обвинительному заключению, представленному Трибуналу 18 октября 1945 года, подсудимым в числе прочего вменялось в вину убийство в сентябре 1941-го в Катынском лесу близ Смоленска 11 тысяч польских офицеров.
Обвинение подкреплялось материалами так называемой комиссии Бурденко, которая «с неопровержимой ясностью» установила: «Расстреливая польских военнопленных в Катынском лесу, немецко-фашистские захватчики последовательно осуществляли свою политику физического уничтожения славянских народов».
Выводы комиссии Бурденко были озвучены советским обвинением на заседании 13 февраля 1946 года. Расчет Москвы строился на том, что, согласно статье 21 Устава Трибунала, он «будет принимать без доказательств официальные правительственные документы». Однако защитник Германа Геринга Отто Штамер (катынский расстрел инкриминировался прежде всего его подзащитному) попросил Трибунал вызвать свидетелей — в первую очередь упоминавшихся в материалах советской комиссии немецких военнослужащих. И совершенно неожиданно для советских обвинителей, вопреки их протестам большинство судей высказались за удовлетворение ходатайств.
Против был лишь судья от СССР Иона Никитченко, яростно доказывавший, ссылаясь на устав, что доклады правительственных комиссий не могут оспариваться и тем более опровергаться. «В статье 21 сказано лишь о том, как представлять эти документы, но не говорится, что нельзя их опровергать», — возражал на это американский судья Биддл. «Обвинение могло и не касаться вопроса о расстреле в Катынском лесу вторил Биддлу его заместитель Паркер. — Если мы запретим подсудимым прибегнуть к помощи свидетелей, следовательно, мы не предоставим им права на защиту».
Трибунал решил заслушать по три свидетеля от защиты и от обвинения. Советское руководство пришло, понятно, в большое беспокойство. Правительственная комиссия по подготовке и проведению Нюрнбергского процесса, возглавлявшаяся небезызвестным Андреем Вышинским, постановила «подготовить свидетелей» и «подлинные документы, найденные при трупах».
«Подлинные документы», сиречь состряпанные советскими спецслужбами фальшивки, должны были доказать, что расстрелы производились не весной 1940-го, а гораздо позднее. Примечательно, что ключевым исполнителем мероприятий по разоблачению «немецкой провокации» назван министр государственной безопасности СССР — и тоже член «нюрнбергской» комиссии — Всеволод Меркулов. Лучшего специалиста по этой теме и впрямь было трудно найти. Меркулов, занимавший в 1940-м пост первого заместителя главы НКВД, был одним из руководителей операции по ликвидации польских военнопленных.
Список свидетелей, представленных обвинением, включал в себя Бориса Базилевского, бывшего при немцах заместителем бургомистра Смоленска, эксперта-медика Прозоровского и профессора судебной медицины Софийского университета Маркова — члена международной комиссии, организованной немцами. Как именно «готовили» их к процессу сотрудники МГБ, история умалчивает, но что-то подсказывает, что призывами «говорить правду и ничего, кроме правды» свидетелей не мучили. Мучили чем-то другим. В пользу защиты свидетельствовали три офицера вермахта, в том числе — полковник Аренс, командир 537-го полка связи, подразделения, которое, по версии советского обвинения, расстреляло поляков.
