Дмитрий Дёмушкин

Отряд «ничего нельзя»: Демушкин о том, как отбывают срок «террористы и экстремисты».

На свободу вышел националист Дмитрий Демушкин. Его приговорили к 2,5 годам за репост фотографии согласованного с полицией плаката на «Русском марше» и картинку с надписью «Только чистые белые дети и взрослые». Он рассказал, как содержат «террористов и экстремистов» в ИК-2 в Покрове: избиения, руки всегда за спиной, восемь подъемов за ночь и +11 градусов в камере.

Начну с момента ареста. Меня посадили в спецблок «Матросской тишины». Так называемый шестой спецблок, на языке зеков — «Воровской продол». Туда сажали террористов, воров в законе, криминальных авторитетов, ну и я попал в этот круг.

Половина там были пожизненно осужденные, часть — ждали приговора, я был среди них. Сорок человек нас было, удалось пообщаться с разными людьми. Сидел я с членами «Банды GTA», которые позже были расстреляны (при попытке побега — ОВД-Инфо), теми, кто питерское метро взорвал. Сидел с фигурантом убийства Немцова — со мной он был в камере, — с замом курского губернатора Зубковым Василием Николаевичем, с исполнительным директором Роскосмоса (Владимиром Евдокимовым — ОВД-Инфо), с заместителем начальника ФСИН (Олегом Коршуновым — ОВД-Инфо).

На прогулки нас выводили 13 человек: восемь ФСИНовцев и пять спецназовцев с двумя собаками. На этих прогулках удавалось прочувствовать, насколько же ты опасен. На меня повесили профучет: что я якобы представляю угрозу для администрации и других осужденных. У меня был особый контроль даже в спецблоке. Мы над этим посмеивались, но затем это мне аукнулось.

Сначала у меня стоял этап на Красноярск, но в последний момент поменяли на владимирский лагерь. Мне не сказали, что везут во Владимир, сказали, что еду недалеко. Везли меня спецэтапом, пристегнули наручниками к тросу, который был натянут в вагоне. Везли крайне жестко: по приезде сотрудники СИЗО № 1 Владимира вынуждены были оформлять, что я тридцать три раза упал и поскользнулся в карцере. МВД или прокуратура даже были вынуждены формальную проверку по этому поводу проводить, я был весь синий. Сразу по приезде меня кинули в карцер, ничего не объясняли, никаких правонарушений не оформляли. Карцер — маленькая сырая одиночная камера, ниже уровня земли. В ней я какое-то время просидел без прогулок.

Оттуда меня повезли в ИК-2, в город Покров. Первый же вопрос, который мне задала администрация: как я отношусь к Путину. Меня это удивило: какое дело ФСИН, как я к кому отношусь? На восемь месяцев я оказался в БУРе (барак усиленного режима — ОВД-Инфо). Был там такой Саакян Роман Саакович, начальник оперотдела. Он создал БУР под названием «Сектор усиленного контроля „А“», сокращенно — СУКА. Это официальное название. Сначала это был (в структуре ИК-2 — ОВД-Инфо) отряд № 2, потом почему-то резко стал отрядом № 5.

Обычно людям хватало двух недель в этом отряде, чтобы потом они делали все, чтобы больше туда не попасть. Что там творили, я даже рассказывать не хочу, но это был очень жесткий отряд. Было очень холодно, +11 градусов, одеваться теплее не разрешали.

На спецотряде при любом разговоре с сотрудниками ФСИН я должен был делать доклад. У меня был доклад: «Осужденный Демушкин Дмитрий Николаевич, 1979 года рождения, осужден по статье 282 части 1 на срок 2 года 6 месяцев, начало срока 21.10.2016 года, конец срока 20.04.2019 года, склонен к экстремизму-терроризму, нападению на сотрудников правоохранительных органов, отряд номер 2». Даже когда вам говорят «здрасьте», надо сначала дать доклад, а потом ответить. Если этого не сделать, все будет сразу очень плохо.

Каждые два часа приходил сотрудник, я давал доклад — за 16 часов, соответственно, восемь раз. И восемь раз сотрудники приходили ко мне ночью. Меня будили за ночь восемь раз с фонарем, спать я научился урывками, по часу. Это был мой профучет.

Если человек совсем сильно был виноват, он сидел там три недели. Я сидел там восемь месяцев. Со 105 килограмм упал до 60. Думал, удастся ли мне оттуда выйти? Но телевизионщики стали настаивать, что хотят со мной снять несколько сюжетов. Когда они приезжали, видели меня и отказывались снимать. Силовики из Москвы сказали владимирским: «Чего вы с ним делаете? Его же даже людям показывать нельзя».

После этого меня подняли на лагерь. Хоть лагерь режимный, очень жесткий, но там было намного легче. Было ощущение, что меня освободили. На обычных отрядах жить можно. Многое нельзя, но люди хоть как-то существуют. Можно было питаться своими продуктами, что-то делать, заниматься спортом, можно телевизор посмотреть, общаться друг с другом, в футбол поиграть, посещать церковь, еще что-то.

Можно руки за спиной не держать! Усиленный сектор — это руки за спиной всегда. Чтобы почесать нос, нужно спрашивать разрешение, в туалет ходишь с человеком. Этот отряд так и называли: отряд номер два «ничего нельзя». Короткое время давалось на помывку, короткое — на еду.

Хотя прошлой зимой этот отряд чуть-чуть подрасслабили. Тогда же Саакяна уволили — я думаю, не просто так. На словах администрация ко мне лояльно относилась, первый год просто нужно было выжить. Немного восстановился, вешу 75–77 килограмм, жирок и мышцы, думаю, еще поднаберу.

В секторе усиленного контроля со мной категорически запрещали общаться другим заключенным. Когда этот отряд вели, все поворачивались спиной, на него нельзя даже смотреть из окна с бараков, за это сразу предусматривалось наказание. Я восемь месяцев не гулял, не общался. Немного с ума можно сойти, если не научиться спокойно это принимать.