В последние годы и месяцы мы не раз видели, как легко сейчас поднять кампанию «возмущенных граждан» против фирм, магазинов, ресторанов, которые выпустили оскорбительную рекламу, выгнали из зала кормящую мать и т. п. – словом, каким-нибудь неосторожным шагом задели чьи-то чувства. Возможно ли поднять такую же кампанию, например, против ресторана, который пользуется трудом уборщиц и посудомоек из Средней Азии, заставляет их перерабатывать, да еще и потом им не платит?

Кажется, это плодотворное направление, в котором стоит подумать. Наделив мигрантов правами перед работодателями, мы существенно снизим их конкурентные преимущества на рынке труда.

Однако здесь у правых вырастает эмоциональный барьер.

Дело в том, что «правая» риторика в адрес мигрантов традиционно отличается аффектированной ксенофобией. Мигранты предстают исчадиями ада, носителями активной злой воли – и сильнейшее внутреннее сопротивление вызывает мысль, что в каких-то ситуациях мигрант может оказаться не злодеем, а жертвой и даже, пожалуй, вызвать сочувствие.

В результате мы сами сильно сужаем и свой инструментарий, и круг сторонников – ибо ксенофобия далеко не всем приятна, а требование обязательной ксенофобии тем более.

Апокалиптическое изображение приезжих из Средней Азии как «торжествующих захватчиков» явно не сходится с реальностью. Мигрантов все мы (по крайней мере, в больших городах) видим регулярно. Они не очень похожи на людей, которые только что победили русских и веселятся по этому поводу. Часто они выглядят неприятными и опасными, но это другой тип опасности, исходящий от «людей из гетто»: бедных, диких, криминализованных, живущих в своем замкнутом мирке.

Для свежего взгляда внутреннего противоречия здесь нет. Вполне понятно, что такое гетто; понятно, как люди там становятся жертвами и опасными преступниками одновременно. Задумавшись об этом, понимаешь, что миграция – это какой-то вонючий подвал общества, где плохо все и со всех сторон. Работодатели предпочитают мигрантов местным именно потому, что их можно безнаказанно обирать и обманывать; мигранты, оказавшись в зоне, где не действует закон, сами деградируют, озлобляются, втягиваются в криминал или в исламский радикализм. И вопрос не в том, «плохие» они или «хорошие»: если плохие – здесь становятся еще хуже, если хорошие – тем более с ними нельзя так обращаться. Плоха сама эта система – и ее не должно быть.

Важно и то, что существование гетто отравляет все общество. Если рядом с нами живут люди, с которыми «все можно» – почему со всеми остальными нельзя? Если в одной сфере можно и нужно плевать на закон – почему нельзя во всех прочих? Так что навести порядок в миграционной сфере – дело, может быть, не только самоуважения, но и самосохранения.

Но здесь кроется парадокс: выходит, что цель и возможный путь к цели разбежались по враждебным лагерям.

Трудовое законодательство, трудовая этика, защита прав рабочих – традиционная тема левых. У них есть нож, которым можно вскрыть эту консервную банку! Но наши левые – интернационалисты: они готовы защищать мигрантов как «угнетенных трудящихся», но в самой миграции никакой проблемы не видят. А правые проблему видят, и серьезную – но не готовы использовать для ее решения «левые» инструменты.

Второй серьезнейший пробел – нежелание замечать и сознавать, что трудовыми мигрантами бывают не только среднеазиаты.

Помню, придя на семинар в профсоюзе мигрантов, организованном коммунистами, я увидела совсем не то, что ожидала. Уроженцы «солнечных республик» были там в явном меньшинстве, а основной контингент составляли… русские. Причем женщины. Русские женщины средних лет, приехавшие на заработки с Украины и из Молдавии. У себя дома – учителя, врачи, медсестры; здесь – уборщицы, дворничихи, если повезет, сиделки.

Мигранты-славяне не привлекают внимания. Они не выделяются внешне, говорят с нами на одном языке (самое большее, с непривычным выговором), разделяют одну культуру; они намного более законопослушны, их землячества не образуют «мафий». С ними проблем нет. Проблемы есть у них – но кого это волнует?

Наше государство, подчеркнуто «многонациональное» по своей идеологии и практике, не делает между русским из Молдавии и таджиком из Таджикистана никакой разницы. Работодатели также лишены национальных предрассудков – и эксплуатируют и обирают всех одинаково. При этом, в отличие от среднеазиатов, у русских/славянских трудовых мигрантов нет сплоченной диаспоры, способной пусть не всегда, пусть дорогой ценой, но хотя бы иногда помочь или защитить. Они здесь совсем одни. Левые еще готовы помогать им, как «угнетенным» – правые, ставящие защиту русских своей главной задачей, о них просто не вспоминают.

Еще как-то, хотя бы на риторическом уровне, сознаем мы существование тех русских, кто хочет переехать в Россию навсегда. Но не все этого хотят. Если в тех краях, которые вдруг стали «не Россией», человек прожил всю жизнь, у него там дом, хозяйство, семья, родные могилы – очень вероятно, он не захочет все бросать и переезжать насовсем. Но он не чужой нам, он должен иметь право на доброе отношение и поддержку России. И совершенно точно не должен чувствовать себя здесь нежеланным гостем и терпеть унижения.

Поддержать своих, выступить в их защиту – для тех, для кого русский народ является целью и высшей ценностью, это, пожалуй, более важная и высокая задача, чем «низводить и курощать» чужих.

Сейчас мы вступаем в новый период, когда нужно доработать недоработанное. Необходим подробный комплекс реальных, востребованных мер, в котором найдется место и дифференцированному подходу к мигрантам, и давлению на работодателей, и работе с русскими общинами за рубежом, и пресловутой «карте русского».

Всего этого требует время; но найдутся ли те, кто сможет этим заняться? Прежнее Русское движение лежит в руинах: кто продолжит его дело?

* Организация, в отношении которой судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»

Наталья Холмогорова
правозащитник