Добавочный 1488. Как идеолог русского марша Демушкин провозгласил себя главой Барвихи, но обманулся
Недавно вышедший из тюрьмы националист Дмитрий Демушкин сообщил СМИ, что возглавил сельское поселение Барвихинское. Здание администрации Барвихи при этом находится под контролем местного чиновника Германа Потапчука, а Демушкин тем временем организовал «собственную администрацию» в доме бизнесмена, называющего себя сыном Фиделя Кастро — напротив, через дорогу. «Сноб» рассказывает, как в поселок, где живут высшие российские чиновники, пришла политическая смута, а вместе с ней — Дмитрий Демушкин.
Глава Барвихи в изгнании
Вторник, рабочий день в разгаре, но Дмитрий Демушкин сегодня на работу не поедет. Во-первых, добираться до нее из Братеево, где он живет, почти два часа. «Обычно за мной присылают машину, но ехать очень долго, — объясняет он. — Мне там предложили в принципе трехэтажный дом пустующий, и я сейчас думаю: может, переехать?» Так как Демушкин пока не стал жителем элитного подмосковного поселка, мы встретились у скромной шашлычной на окраине спального района Москвы, который много лет назад стал его штаб-квартирой: когда-то неподалеку гремел запрещенный ныне «Русский марш», а на полянке около Москвы-реки уже десять лет проходят организованные им бесплатные тренинги по казачьему ножевому бою.
Я пытаюсь пошутить про соседство с вокзалом «Южные ворота», на который ежедневно приходят автобусы с нелегальными мигрантами, но Демушкин пропускает шутку мимо ушей и только вздыхает: «Да, все рядом». Заходя в шашлычную, он дружески кивает кавказцу, чистящему огромный мангал, и садится за столик. Националист Демушкин не ограничивается уважением к Рамзану Кадырову и снисходительным отношением к украинским радикалам. Он признается, что способен даже полюбить еврейку или таджичку: «Влюбляешься же не рассудком. Например, была девушка — наполовину армянка, наполовину чеченка. Не то чтобы влюбились, но хорошо общались и дружили».
На столе тем временем появляется чайная пара с традиционными узбекскими узорами. Я спрашиваю Демушкина, почему, при всей широте взглядов, его номер телефона по-прежнему оканчивается на цифры 1488. Он объясняет это удобством: «Если вы общаетесь где-то в правом сообществе, то это тот номер, который можно не записывать: люди сразу запоминают. Раньше у меня был шикарный номер 0181488. Теперь такой стоит больше ста тысяч. Но когда я вышел, он уже был отдан другому абоненту, кстати, тоже правому. Поэтому я попросил того, кто подарил мне тот номер, организовать новый, чтобы тоже оканчивался на 1488». Подтверждая свое хладнокровное отношение к фашизму, Демушкин отмечает, что в качестве избранного главы Барвихи готов был произнести речь 9 мая, и только в последний момент передумал, потому что против него «готовилась провокация».
Прогуливать работу, которая по идее оплачивается из бюджетных средств, приходится не только из-за расстояния, разделяющего московский юг и элитный подмосковный запад: на протяжении нескольких дней с момента, когда новость о его назначении главой Барвихинского сельского поселения подхватили федеральные СМИ, у Демушкина бесконечные интервью и встречи, сидеть на одном месте не получается. «Да, давайте в два, но имейте в виду, что мне в четыре — в Госдуму, и если не успеем — закончим в машине», — договаривается он с очередным журналистом по мобильному телефону. «Что я говорил?» — произносит он, поднимая на меня уставшие глаза.
Демушкин признается, что очень мало спит, потому что совещается с коллегами «чуть ли не до часа ночи». 40-летний националист выглядит потрепанно: рыжая борода будто немного выцвела, серое лицо при любой эмоции собирается в огромную морщину, глаза — красные, тусклые. Два с половиной года в тюрьме, куда он попал за размещение в соцсетях фотографий с «Русского марша», забрали у него 30 килограмм веса и бизнес по пошиву женских платьев. Незадолго до ареста Демушкин говорил в интервью: «Я пожаловался недавно на репрессии одному очень крупному чиновнику из Администрации президента, с которым мы недавно пересеклись. Он улыбнулся и сказал: “Дмитрий, я не понимаю вашей печали. Может быть, для вас это лучший выход, если вам дадут сейчас два-три года и не убьют. Вы всю смуту пересидите”». И хотя теперь освобожденный в связи с декриминализацией статьи 282 за 15 суток до окончания срока Демушкин с грустью констатирует, что его политическое движение разгромлено, а соратники либо в тюрьме, либо бежали из страны, сам он за последние пару недель сделал головокружительную карьеру. В начале мая Демушкин стал замом главы администрации по культуре, спорту и молодежи в богатейшем сельском поселении в стране, а затем, почти сразу, возглавил местную администрацию.
Демушкин рассказывает, что получил предложение о трудоустройстве неожиданно, 7 мая. «Стать главным специалистом мне предложила местная инициативная группа, в ней есть и депутаты, но в основном — простые местные жители, если, конечно, так можно назвать людей из Барвихи. В Барвихе я до того бывал часто, у меня там были свои дела: я помогал строить храм, секцию хотели открыть, — говорит Демушкин. — В тот же день я по скайпу недолго пообщался с главой местного совета депутатов Сергеем Теняевым, а уже вечером был подписан приказ о моем назначении. Утром следующего дня было совещание в Барвихе, я познакомился со всеми действующими лицами. Был обозначен круг задач, я рассказал, как бы я их решал. После совещания и объезда территорий мне предложили возглавить администрацию», — с легкостью рассказывает он о том, как стал главой Барвихи, словно речь идет о трудоустройстве кассиром в супермаркет.
Впрочем, три пункта его программы подошли бы и для президентской кампании в какой-нибудь небольшой стране: «победить нелегальную миграцию», «открыть выход к воде» (что бы это ни значило) и «сохранить суверенитет», то есть сделать так, чтобы «поселение не вошло в состав Одинцовского городского округа». Для этого Демушкину придется совершить невозможное, потому что поселение уже в составе округа.
Своим историческим названием Оборвиха — то ли оборванка, то ли места вокруг бора — деревня Барвиха перестала называться сто лет назад. Леса начали вырубать в нулевые, а богатые, поселившиеся здесь в девяностых, постепенно выдавливают бедных. Социальное неравенство еще читается по заборам, тем более что кроме них смотреть здесь особенно не на что. Вот — пятиметровый добротный каменный, оплетенный виноградной лозой и колючей проволокой, забор; напротив — двухметровый из железных листов, выкрашенных зеленой краской. За одним — дорогущая камера наблюдения, а напротив — антенна, сделанная из пивных банок. Объявления предлагают «купить лом дорого», сходить в ДК «Барвиха» на сольный концерт «Моя Россия» звезды жанра «неошансон» Алины Делисс. Пешеходов на узеньких асфальтовых дорогах, тянущихся вдоль заборов, почти не встретишь, чаще с ревом проносится S-класс. Но вот рабочий-мигрант едет куда-то на велосипеде; он с трудом понимает, что я спрашиваю его о новом главе Барвихи, знаменитом русском националисте, который пообещал заняться вопросом нелегальных мигрантов. «Голова-мэр не знаю, не знаю! — взволнованно говорит он и прибавляет, словно для веса собственных слов: — Киргиз! Не знаю я, не знаю, не знаю», — садится на велосипед и скрывается за поворотом.
