красная армия

А потом краснопузые удивляются, откуда в Прибалтике появились «лесные братья»?

Красную армию эстонцы не встречали цветами, а солдаты и офицеры грабили и бесчинствовали.

Старший научный сотрудник Эстонского института исторической памяти Пеэтер Каазик с помощью документов и свидетельств объясняет, насколько нерадужными были первые годы оккупации для Эстонии.

В отличие от навязывавшейся советской пропагандой картины, в реальной жизни нигде в Эстонии не встречали Красную армию с цветами и песнями. Большей части населения было ясно, что пришли новые оккупационные власти. Особое беспокойство у местных коммунистов вызывало самоуправство военных.

Во-первых, нужно было как-то пресечь мародерство, и в то же время объяснить народу, что прибыли ”освободители”. Так, уже в 1944 г. в докладных документах появляются совершенно неприемлемые идеологически, но широко распространенные сравнения деятельности ”освободителей” с немецкими оккупационными властями, которые указывают, что жизнь жителей Эстонии не стала слаще.

”Постигшую этот регион гибель с приходом советских войск не с чем сравнить в современной Европе. Встречались большие территории, где по всем признакам после продвижения советских войск не осталось в живых ни одного мужчины, женщины или ребенка… русские вычистили местное население так, что это не с чем сравнить со времен азиатской орды”.

Так американский дипломат Джордж Кеннан описывал продвижение советских войск в Европе в 1944 и 1945 гг (Memories 1925-1950. George F. Kennan. An Atlantic Monthly Press Book, стр. 265.). В то время завоевания назывались по-разному, но в дальнейшем в устах советской пропаганды они постепенно превратились в ”освобождение Европы от нацизма”.

Для красного солдата каждый день мог стать последним, поэтому каждый день нужно было проживать по полной.

На Восточном фронте Второй мировой в боях против друг друга ни Германия, ни Советский Союз не признавали IV Гаагскую конвенцию 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны. В связи с этим, оказавшихся посреди военных действий гражданских не защищал ни один договор, который выполняли бы обе стороны.

Годами открыто культивировавшаяся среди красноармейцев ненависть к немецким оккупантам, в борьбе с которыми все средства хороши, четко проявилась на захваченных территориях.

Насилие над гражданским населением захваченных территорий имеет длинные исторические традиции. К этому добавилась тактика борьбы Красной армии, не заботящаяся о человеческих жизнях. Для солдата каждый день мог стать последним, поэтому каждый день нужно было проживать по полной. В военном положении насилие против гражданского населения стало неофициальной моделью поведения.

Красноармейцы не считали грабеж военным преступлением, и даже не считали предосудительным поведением. В соответствии с культивировавшимся пониманием врага и оправданными трофеями, это была месть.

Такое понимание было свойственно далеко не только рядовым солдатам: в грабеже и хищениях напрямую или косвенно также принимали участие офицеры и генералы на самом высоком уровне. Последние во главе с маршалом Георгием Жуковым оказались особенно проворными в сборе трофеев, и у них для этого были заметно лучшие возможности по сравнению с отбирающим у гражданских наручные часы под угрозой расстрела или ворующим куриные яйца рядовым красноармейцем (в частности, о конфискации у Жукова незаконно присвоенного в Германии имущества говорится в Стенограмме октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. — М.: МФ «Демократия», 2001). Во многом из-за этого борьба с мародерством оказалась довольно безобидной. Действовавших по принципу ”зуб за зуб” красноармейцев не наказывали, и ситуацию удалось взять под контроль некоторое время спустя после окончания войны.

Волна связанных с завоеваниями грабежей, убийств и изнасилований в основном пришлась на заселенные немцами территории, но не обошла стороной и те страны или регионы, которые считались ”враждебными” и ”чужими”. Границы противника были довольно размытыми, и парадоксальным образом грабежи коснулись и тех регионов, которые СССР считал ”своими”, в том числе повторно оккупированную и аннексированную в 1944 г. Эстонию.

Оказалось, что красноармейцам было довольно безнадежно объяснять, что сейчас они находятся не на враждебной территории, что подчеркивалось в проводившейся среди солдат политическо-разъяснительной работе, а в т.н. союзной республике, освобожденной от немецкой оккупации.

Это наглядно характеризует выдержка из выступления первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Эстонии Николая Каротамма на заседании бюро ЦК 6 сентября 1945 г.: ”Мне написал заместитель прокурора ЭССР Удритс, что когда трибунал осудил красноармейца, он сделал заявление — как же так, меня судят из-за эстонца. Один из ведущих работников цензуры сообщил, что [имя не внесено в стенограмму] сказал, что эстонский народ искореним”.

Сразу же после захвата Эстонии последовали доклады и записки местных коммунистов вплоть до Кремля, что в связи с продвижением Красной армии республику охватила волна (военных) преступлений: убийства, изнасилования, хищения, грабеж, хулиганство и безобразия в пьяном виде и т.д. Жертвами насилия стало не только гражданское население, повседневными стали расхищения государственных и общественных учреждений, присвоение и уничтожение имущества.

Это были не единичные военные, а более широкое самоуправство военных властей, пресечь которое не хотели, или не могли, и которое также включало захват жилплощади с выселением прежних жильцов или учреждений, незаконную охоту, браконьерство, незаконную вырубку леса (от присвоения готовой продукции до сжигания в печи ценных парковых лесов и заборов с оградами) и т.д.

Из переписки местных и военных властей явствует полнейшая неспособность пресечь хищения — первые не могли, а вторые не хотели или были не в состоянии. Лишь по небольшому количеству случаев известно, что виновники понесли наказание, а военные вставали в оборону и порой оправдывали поступки или бездействие. Иногда даже утверждалось, что за мародерством стоят местные ”бандиты”.

Из переписки также видно, что регистрировали лишь незначительную долю грабежей и насилия, особенно в 1944 г. Большая часть гражданского населения не видела никакого смысла в жалобах, или жаловаться было некуда. Или попросту боялись, потому что грабители были вооружены и также было видно, что жалобы в местные учреждения советской власти ни к чему не приводят.