Какой национальности они были?

Не буду называть национальность, можно? Слава богу, там ничего криминального не произошло, все заперли двери, парни покричали и ушли. Женщина — староста дома, которая нам об этом рассказывала, говорит: «Ну, я потом сразу пошла к своим, и они мне объяснили, кто это был и откуда…» Я спрашиваю: «К кому — к своим?» — «К азербайджанцам, которые у нас живут».

Рыскан Атамбаева, 41 год, Киргизия, город Ош: Я приехала в Москву в 2006 году, поскольку на родине работы не было и денег тоже. Тут замуж вышла, родила троих детей. А через семь лет муж ушел, оставил меня с тремя детьми. До карантина занималась уборкой, а сейчас работы нет. Не знаю, насколько долго это все продлится. Деньги заканчиваются.

Александров: Оказалось, что ребята, которые устроили безобразие в подъезде общежития, были гражданами России, укорененными мигрантами, выросшими в Твери, их родители переехали сюда из своей страны еще до их рождения. Мигранты они только по родителям, а так-то — встроенные в российское общество дети успешных бизнесменов. И это единственная такая история, которую я нашел за годы работы в самых разных местах. И в ней надо видеть скорее социальный конфликт, нежели этнический.

Поэтому ни в коем случае нельзя говорить, что мигранты в целом представляют социальную опасность. Это очевидно в том числе и тем людям, которые не мыслят такими научными социальными категориями, как я. Люди отличают опасных от неопасных.

Когда вы обнаруживаете реальную ситуацию конфликта, то люди, которые не мыслят такими понятиями, как толерантность, прекрасно отличают, кто опасен, а кто нет, кто свой, а кто чужой. Когда бедные работяги снимают где-то угол, для соседей они свои люди, с ними можно пойти посоветоваться о том, что происходит

Получается, расизма как такового в нашем обществе нет? Все эти высказывания относительно «черных» связаны с социальным статусом?

Конечно же, расизм есть. Мы делим людей на черных и белых. У нас существуют национально-этнические стереотипы: эти — глупые, эти — жадные, эти — пройдохи… Это есть во всем мире. Так называемые глупые этнические анекдоты рассказывают везде: где-то — про одну нацию, где-то — про другую.

Вопрос в другом: что является ведущим фактором, определяющим отношение к людям. Где-то это раса, а где-то — класс. Например, во Франции классовые и религиозные линии гораздо сильнее выражены, чем расовые; там люди могут испытывать классовую солидарность поверх расовых барьеров. Мы близки к Франции в том смысле, что для большинства российского населения классовые барьеры гораздо важнее.

Айгуль Таштемирова, 28 лет, Киргизия, город Ош: Приехала я недавно, начала работать, но начался карантин, поэтому мы сидим дома сейчас. Раньше я работала в кофейне, а сейчас все закрыто, денег никаких не платят. Просто сидим дома, никуда не выходим, кроме магазина. Уезжать на родину не хотелось бы, я сюда работать приехала, а на родине работы мало.

Александров: Когда мы изучали распределение детей мигрантов по школам, то выясняли, что в школах, где их много, это дети бедных мигрантов. А дети богатых и образованных мигрантов учатся в гимназиях. Это разные группы, которые мало перемешиваются, и сами друг к другу не очень хорошо относятся.

То есть они одной национальности, но в зависимости от классовой принадлежности по-разному относятся друг к другу?

Да-да. Выходцы из одной страны, будучи богатыми, не очень хорошо относятся к бедным и позже приехавшим согражданам, считая, что «эти неграмотные люди создают нам плохой имидж». Классовая позиция имеет огромное значение на постсоветском пространстве.

Школьная сегрегация в России — не этническая, а классовая. Рабочие — с рабочими. И поскольку рабочих мигрантов больше, чем богатых, они будут в рабочих школах. Как гениально высказался директор одной из школ Санкт-Петербурга, «у нас всегда учились мигранты, только раньше они назывались лимитчиками». Лимитчиками в советское время были русские, приехавшие в крупные города из других регионов.

И директор подмосковной школы говорил мне, что в их школе уже давно, много десятилетий назад начали учить детей русскому как иностранному. Оказывается, когда их село еще в советское время обезлюдело, туда массово перевозили семьи из Мордовии, и некоторые из этих детей не говорили по-русски. Все эти процессы экономической миграции давно шли, они понятны людям. Люди могут не говорить о них в научных терминах как о классовых процессах, но будут очень хорошо понимать, как устроена жизнь, и относиться к мигрантам по-человечески.

Наш опыт полевой работы показывает, что, например, узбеки — дворники и сантехники — любимый персонаж у бабушек в поселках, потому что они добрые, по-настоящему внимательные

Помню нашу первую экспедицию, когда к моим студенткам зашел чем-то помочь сантехник, который оказался узбеком, и спросил их, бывают ли они в Питере. И когда те ответили, что бывают, попросил купить в хозтоварах такую-то деталь — хотел помочь бабушке из соседней квартиры, что-то починить у нее.

Почему?

У людей в Узбекистане коммунальная жизнь — махалля как институт соседства и самоуправления. Там культивируется уважение к пожилым. Мы брали интервью у этих старушек, и оказалось, что они обожают этих дворников и сантехников, потому что те — милые и хорошие люди. Образцовые такие советские сантехники, притом непьющие.

Для работников-мигрантов тоже важны эти человеческие отношения, поскольку они встраиваются в новую жизнь. Местному работнику не так уж важны они, он может смотреть только на рубль: эти мне заплатят, а эти — нет. А мигрантам отношения нужны.

В сельской местности, где мы работали, таджики и узбеки сожительствуют с местными женщинами. Женщины их обожают, защищают от полиции. В Москве и Петербурге такого мало, а в малых поселках — много. Одна начальница социальной службы в районе великолепно об этом нам рассказывала: «Я им говорю: бабоньки, у них же жены есть в Таджикистане. А те мне говорят: и что? Они им алименты платят!» Когда я это услышал, рассмеялся и сказал, что вот это образцовые русские мужья! Какой стереотип правильного русского мужа? Не тот, кто жену не бросил (это дело житейское), а тот, кто алименты платит! Это мощный стереотип из советского времени. Вообще, в рабочих мигрантах из Средней Азии много качеств, которые люди признают хорошими.

У нас мало ксенофобии?

Конечно, у нас есть ксенофобия, ее хватает, и она очень опасна, как всякая групповая неприязнь, но масштабы ее не стоит преувеличивать.

Мы все хотим, чтобы Россия была какой-то особенной — либо страной с самой высокой коррупцией в мире, либо самой бескорыстной страной. А на самом деле Россия — вполне среднестатистическая страна по множеству показателей

Этническая сегрегация и взаимоотношения в школах у нас практически такие же, как в Голландии и Бельгии. Городская пространственная сегрегация у нас меньше, чем в большинстве западных стран. В основном у нас в городах классовое распределение. Богатые живут вместе с богатыми, бедные — с бедными. Московский миллионер рассказывал мне, кто живет в его доме: весь этнический спектр бывшего Советского Союза — при условии наличия денег.