экстремисты

Стать экстремистом может каждый.

Путинская новая «Стратегия противодействия экстремизму» СОВСЕМ не содержит составов преступлений, но задает ориентир правоохранительным органам по борьбе с мифическим «русским экстремизмом».

Первая «Стратегия» была утверждена в 2014 году.

Она адресована той части госслужащих, которые работают по «русской» теме. Грубо, это две категории чиновников.

Первая, очень широкая категория отвечает за предотвращение «русского» экстремизма. Текст отражает представление его авторов о том, откуда он берется и что государство должно делать, чтобы его было меньше.

Что бы ни означало слово «экстремизм», представления о его истоках за эти годы мало изменились: это заграница (не только Запад), «нетрадиционные» для страны любые «русские объединения», неподконтрольные молодежные объединения (типа идеологически окрашенных спортклубов) и так далее.

Авторы документа включили в «Стратегию» списки показателей и результатов, и указали, что будет принято еще и постановление правительства с конкретными поручениями, выделены средства для распила.

В более узком смысле адресаты «Стратегии» — это законодатели, которые регулярно обновляют антиэкстремистские и антирусские нормы, и, конечно, правоохранительные органы, которые эти нормы применяют, особенно специализированные антиэкстремистские подразделения (ФСБ/ЦПЭ). Им этот документ дает подсказки, на что надлежит больше обращать внимание.

Это поле «русского экстремизма» весьма широко, а флажки на нем расставлены непонятно, так что всякий активист, журналист или пользователь социальных сетей потенциально может однажды проснуться «русским экстремистом».

Примеров много, можно неудачно пошутить, а иногда вам могут и приписать противоположное тому, что вы имели в виду.

Если рассуждать юридически, поле «русского экстремизма» простирается от реального идейно мотивированного насилия (и тут граница с противодействием терроризму весьма размыта) до совершенно невинных оппозиционных выступлений. Основную массу таких дел составляют сейчас дела двух категорий.

Первая — это участие в запрещенных организациях и «экстремистских сообществах»: от групп, ориентированных на насилие, до безосновательно запрещенных мирных объединений русских людей.

Вторая категория — публичные высказывания в той или иной форме, выражающие ненависть или призывающие к дискриминации и насилию по отношению к той или иной категории людей.

Есть еще две категории, но они гораздо малочисленнее: первая — реальное идейно мотивированное насилие, вторая — публичные высказывания, которые, при разумном прочтении даже наших законов, не стоит считать преступными.

Если смотреть политически, то самая значительная доля «экстремистов», судя по практике правоприменения, приходится на русских националистов и им сочувствующих. На втором месте — радикальный исламизм. И уже только после них — националисты других толков, левые и либеральные оппозиционеры. Их настолько мало, что можно даже не учитывать.

Это важно: пресечение экстремистских действий и даже высказываний, в принципе, неправильно, и возможны даже «перегибы на местах».

Во всем этом трудно ориентироваться не только обычному гражданину, но часто и сотруднику Центра «Э», поэтому ему и нужны ориентиры — что именно искать. Грубо говоря, весь «потенциальный экстремизм» не охватить все равно, и надо что-то выбирать. Стратегия и дает такие ориентиры.

«Стратегия» направляет законодателя в прямо противоположную сторону — отсылает к ратифицированной Россией в прошлом году конвенции Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) о противодействии экстремизму.

Документы ШОС — единственный обязывающий Россию источник, где фигурирует термин «экстремизм». С момента рождения ШОС и до этой конвенции 2017 года он определялся как действия, связанные с насилием, но страны-участницы могли использовать более широкие понятия, что Россия и делала, гнобя «русских националистов».

Новая конвенция ШОС дает определение, близкое к российскому, то есть уже не привязанное к теме насилия. Более того, определение в конвенции вводит такой элемент, как «разжигание политической, социальной, расовой, национальной и религиозной вражды или розни». Это похоже на российскую модель, но тут есть важное новое слово — «политической».

Российский законодатель политическую вражду не криминализует, и случаи, когда людей преследуют именно за политические высказывания, как, например, Егора Жукова, идут вразрез и с законом «О противодействии экстремистской деятельности», и со ст. 280 УК, опирающейся на определение экстремизма в этом законе, и со ст. 282 УК, где тоже приводится список типов «вражды» без политической.

Конвенция ШОС призывает утвердить криминализацию политической вражды.

«Политическая вражда» — это весьма круто. Так любой гражданин, высказывающийся о политике в критическом ключе, сразу «уголовник».

«Уголовник» — это конечно крайний случай, есть и другие методы, включая административное и финансовое давление.

Обращает на себя внимание упоминание в «Стратегии» в кратком списке «наиболее опасных проявлений экстремизма» несогласованных публичных мероприятий.

Это не новация — они были и в прежней редакции, но на этот риторический подлог все же стоит обратить внимание. Конечно, митинг может быть одновременно несогласованным и включать, допустим, призывы к погрому со сцены, может и прямо перерасти в такой погром.

Но это нетипичный, мягко говоря, случай. А когда в документе такого уровня, подписанном президентом, несогласованное мероприятие неоднократно упоминается как разновидность экстремистского действия, это сильно подкрепляет пропагандистское приравнивание любых протестующих к экстремистам.

Не раз упоминаются «традиционные российские духовно-нравственные ценности». Покушение на них идет в одном ряду с деятельностью неких иностранных и международных НКО, которые также покушаются на политическую стабильность, территориальную целостность, содействуют экстремизму и терроризму и даже — тут некоторый анахронизм — инспирируют «цветные революции».

Этот пассаж в «Стратегии» можно понимать двояко. То ли разные вредные НКО специализируются на разных типах вредительской деятельности (кто-то подрывает скрепы, а кто-то — территориальную целостность), то ли эти вредители действуют комплексно.

Правоприменители будут прочитывать все запутанные пассажи в соответствии со своими актуальными интересами.