Брет Вайнштейн выступил против «Дня без белых» в Университете Эвергрин, посчитав эту акцию завуалированным антибелым расизмом, который прикрывается борьбой с несправедливостью. В интервью «Фигаро» он предупреждает об опасности американских левых, все чаще прибегающих к охоте на ведьм.

Брет Вайнштейн — американский профессор биологии и теоретик эволюции. В 2017 году ему пришлось уволиться из Университета Эвергрин из-за неприятия «Дня без белых». Он впервые дает интервью французскому СМИ, чтобы предупредить общественность об опасности американских левых, которые продвигают политику идентичности, устраивают охоту на ведьм и хотят заткнуть рот всем несогласным во имя сошедшего с ума антирасизма.

«Фигаро»: После отказа принять «День без белых», который установила администрация академгородка Университета Эвергрин в штате Вашингтон вы столкнулись с травлей со стороны антирасистских негритянских и левацких организаций, а затем были вынуждены уйти, громко хлопнув дверью. Ваше имя пополнило растущий список преподавателей, которые были «отменены» движением борцов за «социальную справедливость». Какие выводы вы делаете из того, что с вами случилось?

Брет Вайнштейн: В мае 2017 года у нас с женой возникло ощущение, что нас подняло в воздух какое-то торнадо, которое до сих пор не опускает нас. Это изменило всю нашу жизнь. Перемены были поначалу очень болезненными, но они открыли перед нами множество дверей и перенесли нас в новый мир, с которым интересно знакомиться. Нам кажется, что мы столкнулись с торнадо за три года до других. То есть, у нас был своего рода предпремьерный показ надвигавшегося хаоса. Творившееся в Эвергрин теперь можно увидеть везде. Та же самая революционная динамика теперь просматривается на улицах, причем не только в США, но и в Европе и Австралии. Это очень интересный момент, но я опасаюсь, что уроки Эвергрин не были усвоены. Если бы мы поняли, что речь идет не об отклонении, а о предвестнике настоящего, мы бы не позволили нашей цивилизации заигрывать с новыми формами расизма, которые прикрываются борьбой с несправедливостью.

— Как стоит понимать эту революцию, жертвой которой вы стали?

— Я сразу сказал, что это не просто кризис свободы слова, что это не ограничится академгородками и перекинется на технологический сектор, госструктуры и ведомства. Я был прав, но быстрота, с которой все произошло, удивила меня. В 2017 году было сложно убедить людей, что речь шла не просто о шумных студентах. Некоторые из нас понимали это. Мы пытались бить тревогу. Тем не менее люди, которые лично не имели дела с этим идеологическим вызовом, не осознавали его серьезность и недооценивали его. Это было ошибкой. Хотя аргументы этого движения слабы, его стратегическая сила очень велика.

— О какой опасности идет речь? Это посягательство на основополагающие принципы либерализма, который делает нас гражданами, а не просто носителями расовой или половой идентичности?

— Именно так. В этом движении есть разные типы людей. Одни управляют им и формируют стратегию, другие участвуют в нем без понимания того, что от них требуют. Запад — очень динамичен и продуктивен, но едва ли был на высоте своих идеалов в том, что касается справедливости и равенства возможностей. Нам свойственно закрывать глаза на положительные стороны системы и зацикливаться на отрицательных. Нужно понимать, что сегодня, особенно в США, сформировалась огромная энергетика, которая нацелена на разрушение системы, поскольку считает ее прогнившей. Так оно и есть. Но движение очень наивно, поскольку оно решило, что здесь достаточно самых простых ответов. Оно хочет все начать с чистого листа. Такой сценарий практически неизбежно приведет нас к катастрофе. К сожалению, это движение рассматривает всех, кто думает таким образом, как простых реформаторов, то есть тех, кто мало что меняет. Хронический минус движения в том, что оно все упрощает. Не допускаются никакие нюансы.

— Разве не в этом суть революционных движений?

— Да. Революционные движения опираются на утопические фантазии, чтобы найти мотивы для изменения сложившегося порядка. Глупость нынешнего движения очевидна, но его стратегия невероятно заразна. Именно в этом главная проблема. Люди не принимают всерьез эти движения из-за их нелепости. Но, когда они сами сталкиваются с ними, у них остается лишь два варианта: подчиниться или страдать.

— Я видела кадры с сеансов самокритики в Эвергрин, где преподаватели должны публично каяться в грехах и перечислять свои привилегии. Они выглядят просто комично. Как подобное может продолжаться столь долго?

— Да, это настоящий гротеск. Как бы то ни было, на ваш вопрос о том, почему это работает, можно найти интересный ответ в теории игр. Хотя решение и кажется простым, оно таковым не является. Априори правильно защищаться, когда тебя обвиняют в преступлениях, которые ты не совершал. Но проблема в том, что движение плодит обвинения и искаженную логику, в связи с чем нет никаких механизмов, которые позволили бы вам подтвердить вашу невиновность. Каждый человек сталкивается со следующей дилеммой: стоит ли мне защищаться без шансов на успех и позволить тем самым заклеймить мое имя (могут даже появиться видео из дома как доказательства вины) или же просто произнести ложь в надежде на то, что обвинители оставят меня в покое, переключатся на кого-то другого?

— То, что вы описываете, напоминает логику диктатуры.

— Сейчас как раз и формируется диктатура. У нас проблема с коллективным действием. Обществу нужно, чтобы люди выступили единым фронтом против подобных шагов. Тем не менее каждый человек сталкивается с очень сильным противоположным давлением из-за угрозы для его работы, репутации, безопасности…

Но, когда люди уступают, они вынуждены посмотреть на себя в зеркало и не хотят признавать себя трусами. Поэтому они убеждают себя, что верят в то, что сказали. Они говорят себе, что, если их назвали расистами, они наверняка ими были.

— В СССР было множество процессов, в которых описывались такие же явления: обвинение, принятие и подчинение…

— Это справедливое сравнение. То, что мы наблюдаем сейчас, пугающе похоже на большевизм или Китай перед «большим скачком». Важно отметить, что революционные движения, которые стремятся к власти и максимизации социальной справедливости, неизбежно движутся к механизмам принуждения, поскольку они работают! Тем не менее в настоящем случае мы видим неустойчивую коалицию, в которой правила принадлежности опираются на так называемую «интерсекциональность». Если движение получит власть и возьмет под контроль систему, оно развалится на группы, которые развернут борьбу друг против друга.