В сентябре Анна Шалункина — жена фигуранта дела «Сети» Максима Иванкина, осужденного на 13 лет — сообщила, что ее супруга вывезли из чувашской ИК-9 в неизвестном направлении. Спустя две недели она нашла его во владимирской ИК-3, но ни ее, ни адвоката к Иванкину не пустили. Вскоре ему предъявили обвинение в убийстве его знакомых — Екатерины Левченко и Артема Дорофеева. 5 октября он рассказал своему адвокату Константину Карташову, что в больнице при владимирской ИК-3 другие заключенные силой заставили его написать явку с повинной. Позже он отказался от признательных показаний. «Медиазона» с незначительными сокращениями публикует записанный адвокатом рассказ Иванкина.

5 сентября. Этап во Владимирскую область

5 сентября меня без объяснения причин этапируют в ФКУ СИЗО-2 УФСИН России по Нижегородской области. В тот же день отправили этапом в ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Нижегородской области, где я провел три или четыре дня.

Затем, как я думаю, 9 сентября, я был этапирован в ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Владимирской области. При этом никто мне о причинах и конечном пункте этапирования не мог сообщить, поясняли, что это не указано в моих документах или, наоборот, указано сразу несколько мест: Ярославль, Владимир, Зеленоград, Москва, Рязань.

На следующий день у меня на левой щеке воспалился фурункул, который пытались лечить еще в ИК-9 Чувашии. Воспаление было ощутимым, щеку раздуло. Я написал заявление на оказание медицинской помощи. Через один или два дня щека прошла сама, без медицинского вмешательства, а точнее, язва лопнула, и у меня на щеке осталась открытая рана.

13 или 14 сентября. Перевод в «Моторку»

На третий или четвертый день нахождения в ФКУ СИЗО-1 города Владимир мне сказали, что переводят меня в ИК-3 УФСИН России по Владимирской области для лечения. На что я пояснил, что медицинская помощь мне не требуется больше. На это мне ответил сотрудник СИЗО, что я смогу отказаться там, на месте.

13 или 14 сентября меня этапировали в ИК-3 УФСИН России по Владимирской области, именуемое также «Моторка».

Об этой колонии я слышал только плохое. Что там пытают, имеются пресс-хаты, в которых выбивают показания — избивают, унижают и насилуют.

В день поступления в ИК-3 у меня забрали все мои вещи и дали больничную робу. Из вещей оставили предметы личной гигиены: тетрадь, ручку, туалетную бумагу и чай.

После чего повели в больничную зону, сопровождавший меня сотрудник колонии выключил нагрудный регистратор, после чего отошел в сторону, а ко мне подошли трое заключенных, как я понял, из местного «актива», они сотрудничали с работниками колонии.

Первые их слова были в мой адрес сделаны в очень грубой форме, суть которых сводилась к тому, чтобы меня максимально сильно унизить. Слова не только были унизительными и нецензурными, но и высказывались в виде угроз физической и сексуальной расправы надо мной. Затем они приказали встать лицом к стене и так стоять, хотя сами свободно передвигались и общались с работниками колонии.

Через некоторое время заключенные дали мне на подпись несколько заявлений. Насколько помню, это было согласие на медицинское обследование, согласие на психологическое или психиатрическое исследование, заявление с просьбой не уведомлять родственников о моем поступлении в исправительную колонию, заявление на неоплачиваемый труд в порядке статьи 106 УПК РФ и что-то еще, в настоящий момент не помню.

Вначале я отказался подписывать эти заявления. Последовал удар ладонью по моему затылку, таких сильных ударов я раньше не получал. Удар сопровождался нецензурной бранью и другими угрозами. Такие действия в отношении меня применялись постоянно, стоило мне с ними не согласиться или поспорить. Всего в этот день я получил три-четыре удара ладонью по затылку.

После того, как я подписал все заявления, меня отвели в палату, где я содержался все время. После моего прихода, через некоторое время в палату пришел заключенный Родионов Андрей, 1973 года рождения. Он сразу начал оскорблять меня и давил на меня, запрещал чем-либо заниматься, постоянно угрожая физической расправой. В тот момент я уже опасался за свою жизнь и здоровье, поскольку понимал, что эти заключенные могут применить ко мне физическую силу, и им никто не будет мешать, наоборот, все их преступные действия сотрудники колонии будут скрывать. Я подумал, что, даже если они очень сильно меня изобьют, об этом никто не узнает, а меня не отпустят, пока все следы не исчезнут.

Родионов Андрей требовал, чтобы я ничего не делал, просто сидел на краю кровати. Сам он занимался своими делами. Когда легли спать, я почти не спал, боялся, что со мной могут что-то сделать.

На следующий день после обеда меня вызвали в штаб, там находились сотрудники ФСБ, один из них представился Лопатиным Андреем, как я понял, он из города Владимир, остальные были из другого города.

Они со мной стали разговаривать и задавать вопросы об обстоятельствам смерти [Артема] Дорофеева и [Екатерины] Левченко. Я им пояснил, что не причастен к их смерти. После этого они ушли, а меня снова встретили заключенные из числа активистов. Они в очередной раз стали меня оскорблять и унижать, я получил несколько очень сильных ударов по затылку и почкам. После чего меня поставили на «растяжку» и в таком состоянии периодически наносили мне удары по затылку и по почкам.

Как я понял, данные издевательства у них в порядке вещей, они не придумывали ничего нового: заставляли делать одно и то же, стоять лицом к стене, делать растяжку, били по затылку и редко по почкам.

В первый день, когда я отказался подписать заявления, меня тоже заставляли делать растяжку, били по затылку и почкам, а еще дали метлу и сказали мести какое-то помещение, всячески надо мной насмехались и снимали происходящее на видеокамеру.

После моего отказа признать вину заключенные стали в угрожающей форме мне говорить, что я должен признать вину, что я виноват, что у меня нет другого выхода, надо сотрудничать со следствием. Напоследок пообещали, что изнасилуют, если я не поменяю своего решения.

На следующий день, 15 или 16 сентября, меня опять вызвали в штаб исправительной колонии, там находились те же сотрудники ФСБ, которые сказали, что моя версия их не устраивает, и дали мне распечатанную на компьютере явку с повинной, после чего меня вернули в палату.