— Какими были людьми немецкие лётчики?
У нас были отличные отношения. Командиром был Дитрих Храбак, это был 100-процентный человек. Пять лет назад я ему написал, что помню один полёт, когда мы сопровождали немецкие бомбардировщики. Это было где-то 15 минут, потом я сказал Йозефу Штаудеру, что идём на вольную охоту. Он мне ответил, что у него неполадки и я летел сам. Мы были на русской стороне. Русские истребители мы называли индейцами, я оглянулся не увидим ли кого. И увидел четыре точки. Увидели меня, подумал, что один из них сейчас спикирует на меня. Я уже приготовился стрелять, а потом вижу, что это Мессершмитт, так я не стрелял. Потом я приземлился, у самолёта остановилась машина командира, вышел Храбак, я подумал, что будет ругаться, но он пожал руку и сказал мне, что я держался хорошо в воздухе. От этой похвалы у меня была такая радость, как будто я сбил 10 русских.
— О русских говорили, что это были плохие лётчики
Были между ними и слабые, были и сильные. Один русский мне показал такой манёвр, что я не мог поверить своим глазам.
— Говорят, что это был сам Покрышкин.
Не знаю. Навстречу нам летело двое русских. Их ведущий стрелял в моего друга, я говорю сам себе, что сейчас его собью, опыт уже был, я знал что делать. Но пушка отказала, а он сразу сбавил газ и ждал, когда я его опережу. Это был опытный лётчик, но мне удалось сбежать.
— Когда вы вернулись с востока опять в Словакию, ваша 13-я эскадрилья к неудовольствию немцев не отражала американские налёты, что вроде как вы готовились перейти к партизанам.
Кто знает, там были сотни американских истребителей, нас было восемь. Если бы мы напали, это было бы самоубийство.
— Но в конце концов вы всё-таки повоевали против них и закончилось это катастрофой
Я сидел в самолёте, который был потом сбит. Мой друг Зеленяк мне говорил, чтобы я его пустил в самолёт. Я сбегал ещё за командиром, который мне сказал, чтобы я его пустил. Когда улетели, я сел в неисправный Мессершмитт, включил радио и слушал как идёт бой. Командир Галузицкий стоял около меня и спрашивал что нового. Я знал, что у них нет шансов. Галузицкий хотел запретить вылет, но это было невозможно. Зеленяка сбили у Горной Стреды. Я видел как за ним гналось три Лайтнинга. Сел на поле, поломал себе позвоночник и стал инвалидом. Через 10 лет умер.
— После войны не было вам жалко, что воевали против СССР?
Никогда таких мыслей не было. Когда мы там были, мы воевали против отцов и сыновей тех людей, а тем не менее мы им нравились. Потом я жил в лучшем доме, та женщина звалась Люда, у неё был муж майор в Красной армии. Когда я у неё жил, у неё были сплошные выгоды, она ценила, что живём у неё.
— Но ведь вы могли убить её мужа!
Ей это даже не приходило в голову, ничего такого не говорила.
