Известный российский политтехнолог, доктор исторических наук, профессор МГУ Валерий Соловей, приехал в Новосибирск со своим курсом лекций на тему природы власти и технологий избирательных кампаний, рассчитанных на студентов профильных специальностей, политтехнологов и действующих политиков. В интервью «КС» Валерий Соловей рассказал, с чем придётся столкнуться правящей элите страны в ближайшие годы и почему национальная идея становится главной в современной российской политике.

— Валерий Дмитриевич, о чём вы рассказывали слушателям на своём курсе лекций в Новосибирске?

— О том, что такое политтехнологии. Для привлечения внимания аудитории, одна из лекций называлась «магия политтехнологий». Ведь даже обиходные выражения: «чёрный пиар», «белый пиар», имеют совершенно чёткие аналогии с магией. Я рассказывал о том, какие технологии используются как в избирательных кампаниях, так и вообще в политике. И пытался пояснить студентам, что политтехнологии, которые у нас обобщенно называют словом «PR», сейчас составляют сердцевину политики. Это как раз тот случай, когда средства и механизмы зачастую важнее содержания.

— Это касается российской политики, или это общемировой тренд?

— Это повсеместно. Я не говорю, что содержание не имеет значения. Однако в широком смысле политическая цель задаётся идеологией. Если даже у вас самая «правильная» идеология, но вы её не можете донести до общества, то вы обречены. Главное для любого политика – это эффективность, умение донести свои идеи до избирателей, до общества.

— На кого рассчитаны Ваши лекции?

— Это студенты, это люди, интересующие политикой и занимающиеся ею, а также пишущие о ней журналисты. Но в основном – студенты, и моя цель состояла не столько в том, чтобы снабдить их комплексом знаний, сколько в пробуждении у них интереса к политике как таковой. Для молодёжи ведь характерно сильное отчуждение от политики, а перед тем, как начать что-то изучать, люди должны этим заинтересоваться.

— Можно говорить, что отчуждение от политики характерно и для российского бизнеса?

— Для людей бизнеса характерно скорее разочарование. Они не аполитичны, и готовы участвовать в политике. Другое дело, что в России существует очень серьёзные ограничения, которые один мой коллега сформулировал следующим образом: «В России есть запрет на политическое инвестирование. Вы можете инвестировать только в одну единственную политическую силу». И мы знаем, как она называется. Как только бизнесмен пытается вкладывать средства в другие силы, тем более оппозиционные, его бизнес тут же оказывается под угрозой. Причём это характерно не только для бизнесменов средней руки, которые в Новосибирске преобладают, но и для тех, кого называют финансовыми и промышленными магнатами. Среди них имеются люди, готовые осуществлять политическое инвестирование в оппозиционные силы, но они прекрасно понимают, что как только они начнут это делать, их бизнес окажется под мощным давлением.

— Это страх власти перед конкуренцией?

— Безусловно. Потому что нынешняя власть строит свою политику, свою стратегию, на подавлении всех и всяческих альтернатив. Если вы будете постоянно вытаптывать поляну, то на ней останется один единственный чахлый кустик. Этот кустик и является действующей властью. Стратегия власти в нулевые годы строилась на том, чтобы ликвидировать любую институциональную и персональную альтернативу статус-кво.

— Тем не мене, персоналии в российской политике ещё сохранились…

— Обратите внимание, один из самых ярких политиков России — Дмитрий Рогозин, не просто оказался на обочине российской политики, он де-факто исключён из неё и отправлен за границу. Потому что в силу своих психофизиологических качеств, в силу своего политического темперамента он представляет потенциальную угрозу для власти. Сейчас с ним нехотя ищут компромисс, продиктованный складывающейся ситуацией, возникновением русской этнической мобилизации. В настоящее время русские ощущают себя в собственной стране народом, чьё будущее не гарантированно. Они начинают думать, почему это происходит, ситуация вызывает у них возмущение и они уже готовы к самоорганизации и к защите собственных прав. Это — восходящий тренд, который невозможно перебороть или подавить. Его можно было бы ослабить, изменив политику. Поскольку власть изменить политику не решается, то она, следуя старому принципу «не можешь победить — возглавь» пытается ассимилировать это общественное течение, подчинить его.

— Удастся ли правящему тандему возглавить русское национальное движение?

— Нет, это исключено. Общество в целом последовательно и глубоко оппозиционно по отношению к власти. В том числе и русские националисты. Недоверие к власти в обществе колоссально. Это показывают данные фокус-групп. Люди внешне не показывают свои оппозиционные настроения. Когда проводят обычные социологические опросы, они об этом не говорят, опасаясь последствий. При проведении фокус-групп как раз и выясняется, что градус оппозиционности очень высок, и он постоянно растёт.

— Это недоверие населения к правящей партии?

— Это недоверие к государству в целом, ко всем его институтам, и недоверие к персоналиям. Оно распространяется, в том числе, и на фигуру Путина. Это не ситуативные колебания, а устойчивая тенденция, которая относится и к «Единой России». Я знаю, каков её реальный рейтинг. Она имела бы шанс победить на честных выборах, но далеко не с тем результатом, на который она рассчитывает. Ситуация для партии власти сейчас значительно хуже, чем несколько лет назад.

— Рокировка в тандеме – это выход из сложившейся ситуации?

— Общаясь по данному вопросу с представителями «Единой России», других партий, обычными людьми, я не встретил ни одного человека, который бы с пониманием отнёсся к этим перестановкам. Все мои собеседники говорили об этом резко негативно.

— Альянс Конгресса русских общин и «Единой России» — это вынужденный шаг КРО?

— Для КРО это вынужденный и морально довольно обременительный компромисс. Не думаю, однако, что данный шаг станет разрушительным для организации. Вскоре всё это окажется отодвинуто происходящими событиями. Люди будут увлечены актуальной динамикой, а не тем, что было даже неделю назад. Судить будут, в конечном счёте, не по тому, что произошло во время съезда КРО, а по последующим событиям. Я не исключаю, что КРО может выиграть от этого. Время покажет. Любой политический компромисс, заключаемый сейчас, обречен быть исторически недолговременным. Динамика ситуации просто разорвёт все соглашения.

— Для самих членов КРО это был тяжёлый выбор?

— Да, и это было заметно. Это был морально тяжёлый шаг, да и назвать его репутационно выигрышным также нельзя. Но, тем не менее, сам факт легализации русской национальной организации хотя бы уравновешивает возможные потери. Для русских национальных организаций открывается хотя бы некоторое публичное пространство, что очень важно. Сейчас складывается особо благоприятная ситуация для влияния националистов на массовый дискурс, поскольку общество стало крайне чувствительным именно к национальной риторике и охотно на неё откликается. В этом смысле произошёл исторический сдвиг: впервые русское общество и русские националисты говорят на одном политическом языке.

— В чём проявляется это единство русских националистов и общества?

— Сейчас националистическая повестка совпадает с повесткой общества. Озабоченность нелегальной миграцией, русско-кавказская напряжённость — это проблемы, волнующие всё наше население. Напряжение, по крайней мере в Москве, растёт буквально с каждым днём. Это, несмотря на то, что Москва самый богатый город России.

— Можно ли решить такие «хронические вопросы» как напряжённость на Кавказе, проблема нелегальной миграции в рамках федеративного устройства страны?

— Я не думаю, что это архисложная задача. Технологически она выглядит довольно простой. Мы сейчас с вами можем набросать эскиз какого-то плана, но для того, чтобы выполнить какой-либо план, нужна политическая воля. Вот это качество в стране сейчас в остром дефиците. Не воля к удержанию статус-кво — сохранить своё место у кормушки, а воля к каким-то общенациональным позитивным изменениям. Такая воля в наше время абсолютно точно отсутствует у правящей элиты.

— Возможна ли эволюция правящей элиты в этом направлении?

— Я очень сомневаюсь в возможности подобной эволюции, потому что значительную часть элиты устраивает нынешнее положение дел. Не всех, конечно, в элите имеются люди, понимающие пагубность этой линии поведения, но они находятся в рамках системы, где правила задают не они. Пока не изменятся системообразующие элементы, нельзя изменить систему в целом. Поэтому, те люди, которые в самой элите настроены весьма критично и прямо говорят, что происходящее крайне пагубно и разрушительно для страны, не могут изменить ситуацию в целом, а могут лишь точечно затормозить разрушительные процессы, каждый на своём участке.