Этнографические записки о быте русского крестьянства в конце XIX – начала ХХ века показывают существование в стране каких-то белых негров. Люди испражняются у себя в избе прямо на солому на полу, посуду моют раз-два в год, а всё вокруг в жилище кишит клопами и тараканами. Жизнь русских крестьян очень схожа с положением негров на юге Африки.
Апологеты царизма в качестве примера очень любят приводить достижения высших классов России: театры, литературу, университеты, межевропейский культурный обмен и светские рауты. Всё верно. Но к высшим и образованным классам Российской империи принадлежали от силы 4-5 млн. человек. Ещё миллионов 7-8 – это различного рода разночинцы и городские рабочие (последних к моменту революции 1917 года было 2,5 млн. человек). Остальная масса – а это около 80% населения России – представляла собой крестьянство, фактически туземную бесправную массу, угнетаемую колонизаторами – представителями европейской культуры. Т.е. де-факто и де-юре Россия состояла из двух народов.
Ровно то же самое происходило, к примеру, в ЮАР. С одной стороны 10% прекрасно образованного и цивилизованного меньшинства из белых европейцев, ещё примерно столько же их приближённой обслуги из индийцев и мулатов, а внизу – 80% туземцев, многие из которых пребывали даже в каменном веке. Однако современным неграм в ЮАР, сбросившим в 1994 году власть «страшных угнетателей», пока ещё не приходит в голову говорить о том, что и они причастны к успехам белого меньшинства по строительству «маленькой Европы». Наоборот, негры в ЮАР сейчас всячески пытаются избавиться от «наследства» колонизаторов – разрушают их материальную цивилизацию (дома, водопроводы, сельхозимения), вводят собственные наречия вместо языка африкаанс, христианство заменяют на шаманизм, а также убивают и насилуют представителей белого меньшинства.
В СССР происходило то же самое: цивилизация белого мира сознательно разрушалась, её представители убивались или изгонялись из страны, в экстазе мщения ранее угнетаемое большинство из туземцев не может остановиться до сих пор.
Блогу Толкователя кажется странным, что некоторая часть образованных людей в России принялась разделять население страны на «русских» и «советских». Правильнее ведь было бы называть первых «европейцами», а вторых «русскими» (тем более что в паспортах Российской империи национальность не указывалась, а проставлялось только вероисповедание; т.е. понятия «национальность» в стране не было). Ну или в крайнем случае, толерантно «русские-1» и «русские-2».
Интересно, что негры в США находили очень много общего с русскими крестьянами, бывшими тоже фактически рабами:
«В последнее десятилетие все большее внимание исследователей привлекают элементы сходства мироощущения негров на американском континенте с психологией русского крестьянства после освобождения. Обнаруживаются параллели между идеями славянофилов о сохранении национального духа и поисками самоидентификации негритянской интеллигенцией. В университетах читаются лекции о значении русского и советского культурного контекста для понимания поисков афроамериканских писателей. Большое место занимают в программе таких курсов отчеты и мемуары тех, кто поехал в СССР в 20-е и 30-е годы, а также рассказы вернувшихся «домой, в Гарлем». Обложка книги Д. Е. Петерсона «Из оков. Литература о русской и афроамериканской душе», трактующей с позиций постколониальной литературной теории репрезентацию в русской и афроамериканской литературе раздвоенности человеческого сознания, украшена репродукцией репинских «Бурлаков на Волге».

Параллели (так же, как и различия) между российским крепостным правом и американским рабством отмечались в чёрной прессе США уже в 1820-х годах, и позднее многократно повторялись. «Эта система именовалась крепостным правом, но была худшей разновидностью рабства», – писал Роджерс. Два описания жизни Пушкина, того же автора (опубликованные в 1929 и 1947 годах) написаны языком, понятным жителям американского Юга: «Пушкин научился русскому языку от своей няни, белой «мэмми» [негритянки-кормилицы] и рабов, работавших на плантации его отца». «Тридцать миллионов его русских собратьев, белых, содержались в жестоком рабстве», и, зная об их тяжелой участи, Пушкин сочувствовал мятежникам, «посвятившим себя делу свержения самодержавия и освобождения рабов».
Согласно афро-американским авторам, особая связь поэта с Ариной Родионовной оказывается возможной именно благодаря черному цвету его кожи. Няню и ребенка объединяет ощущение обособленности. Другие черные авторы также пишут о том, что именно (негритянская) раса Пушкина сделала его выразителем души его (русского) народа. Так, Пушкин становится воплощением русского духа не вопреки тому, что он был негром, но благодаря этому обстоятельству. Томас Оксли утверждает, что именно «расовые черты» позволили Пушкину стать «первым писателем, выразившим душу [русского] народа. Он чувствовал биение его сердца».
То есть в представлениях негров США, негр Александр Сергеевич Пушкин и начал формирование русской нации среди рабов европейских колонизаторов.
В этом свете, кстати, и Революция 1917 года выглядит уже не столько социалистической, сколько национально-освободительным движением русских, против колониальной администрации европейцев и их прислужников-«мулатов» (интеллигенции и части разночинцев).
Но это всё ментальное описание русского угнетённого народа. А как физически жили эти рабы белых господ?
Исследование Владимира Безгина, доктора исторических наук, профессора кафедры истории и философии Тамбовского государственного технического университета, описывает санитарно-гигиенические условия крестьянского быта конца XIX – начала ХХ века. (Опубликовано в сборнике «Российский крестьянин в годы войн и мирные годы (XVIII – XX вв. Сб. труд. участ. науч. конф. (Тамбов, 10 июня 2010 г.) Тамбов: Изд-во ГОУ ВПО ТГТУ. 2010. С. 23 – 31. Исследование подготовлено при финансовой поддержке American Council of Learned Societies (ACLS), Short-term Grant 2009).