Как наверное заметили читатели, в моей жизни произошли значительные перемены, которые коснутся и этого блога. Сначала я не знал как быть: вроде блогер в отсутствие компьютера — это глупо? А с другой стороны…почему бы и нет. Литературный проект «Faciam lit mei mernineris», который в ближайшем будущем станет книгой — рабочее название «Белые шнурки», по сути окончен. Ну а чтобы читателям не было грустно — решил регулярно писать в блог через …бумагу и обычную почту. Верным наборщиком будет моя супруга fla_guns, а за интересные комментарии и дискуссии отвечаете вы, дорогие друзья и читатели. Возможно, удастся наладить даже диалог с комментаторами — растянутый во времени, правда.

Тут будут публиковаться как мои заметки, рассказы и зарисовки тюремной жизни, так и совершенно посторонние записи. Поскольку свободного времени у меня теперь больше, чем хотелось бы, постараюсь писать как можно более активно.
***

Как гласит известная пословица «От сумы и тюрьмы не зарекайся». В силу образования и рода деятельности я всегда знал об этой стороне жизни больше, чем другие…но и то — встреченные на дороге и в потоке серые «буханки» с решетками на окнах всегда проезжали мимо, как и оставалось в стороне здание централа, что на Репина. ы не любим примерять такое на себя, и в этом половина успеха исправительной системы. Тюрьма пугает сама по себе — не тем, чего ты лишаешься на воле, а тем, что тебя ждет там, по ту сторону решетки.

Мой путь в этом направлении начался совершенно обыденно — в кабинете следователя, когда адвокат сказал, что совершенно точно меня закрывают в порядке ст. 91 УПК — на 48 часов в изолятор временного содержания, что на улице Фрунзе. Мне было совершенно ясно, что с этого момента быть мне там, внутри. Отдать адвокату деньги, телефон, часы, ключи от машины…какие-то распоряжения. В эти минуты вместе с вещами меня покинули все признаки внешнего мира6 профессия, статус, вещи, и я стал тем, кем себя не считал очень, очень давно. Просто человеком, у которого ничего нет, кроме рук и ног да головы с мозгами.

Тем временем, ситуация накалялась. Дело шло к полуночи, кабинеты пустели, и интуиция стала мне подсказывать, что в тех кабинетах без видеокамер может остаться немало здоровья. Может жара тому виной, может стресс…но как-то вот возникло у меня такое ощущение, на уровне «жопой чую». Все мои гражданские права, как известно, ушли вместе с вещами, и было принято спонтанное, но классическое решение: вскрыться. Дело это хитрое и непростое: это в камере есть «мойки» и много времени, а тут кабинет и толпа народу. На столе под рукой — обычный канцелярский прибор, ну и там — ножницы.

Дальнейшие события вместе с принятием решения заняли от силы пару секунд: рвануть со стола ножницы, оттянуть в сторону сонную артерию, чтобы не сдохнуть, прикинуть расстояние от вены и гортани — да и воткнуть ножницы себе в горло сантиметра так на четыре в глубину. Собственная кожа оказалась на удивление прочной. ..Но вот и результат.

…Тут сознание раздвоилось. Я нисколько не врал и не придуривался, шатаясь и падая в шоковом состоянии. Чисто животное начало, не контролируемое волей, было в натуральном ахуе и ужасе. А та часть меня, которая имеет волю, вела хронометраж: всего несколько капель крови, дыхание не затруднено, вот вызвали скорую. Идет время, скоро поедем в больницу. Пользуясь случаем, не могу не попросить прощения у кучи следователей, которым пришлось писать рапорты: они правда ни в чем не виноваты, о чем я там же написал собственноручно.

Далее — Уралмаш и 23-я больница. На меня целый один шов, дренажную трубку, и — в ИВС. С этого момента обращались со мной как со стеклянной вазой. В ИВС начались лулзы. За плохое поведение меня не хотели брать в тюрьму! Дежурный по ИВС наотрез отказывался от моей персоны пока по факту не будет приложен талон КУСП — и похуй, что СК таковые не дает. Кое-как ситуация решилась где-то через полчаса, за которые я извлек немало лулзов. Так к утру меня все-таки взяли в тюрьму. Ночевать я остался на продоле, прикованный наручниками к локалке, типо чтоб руки на себя не наложил. Этому обстоятельству я остался крайне признателен, ибо стояла жуткая жара и духота, а на продоле было прохладно, много воздуха и два вентилятора. Выспался я там в итоге просто отлично.

На что похож ИВС? Камеры чистые, светлые, небольшие, на 4 места как правило 3-4 обитателя. Есть матрасы, неплохие и почти новые одеяла. С утра дают хуйское подобие чая, у которого ровно два достоинства: горячий и сладкий. Кормят паршиво, мне местной кулинарии хватило на вид, чтобы от нее отказаться. Персонал ИВС больше всего на свете боится проблем, т.к. совершенно неясно, куда оттуда попадет человек: то-ли в СИЗО, то-ли на волю в прокуратуру.

…Ближе к обеду я таки попал в камеру, где были двое: суровый тагильский бандит с 209 + 105 в запасе (Дэн, привет!) и совершенно классический персонаж: сухонький дедок сильно за 60, сидевший большую часть своей жизни. Мое перо не в силах передать колоритность этого персонажа, количество фени, мата, экспрессии и упоминаемых воров в речи этого деда. Тени деда Хасана и остальных, казалось, всплывали в мареве горячего камерного воздуха. Долгие годы полосатого режима, где сидел дед, давили на меня в потоке угроз и брани, особенно когда нас покинул Дэн. Триумф наступил в тот момент, когда дед сознался в бакланстве — объявив, что по жизни был бакланом, за что и сидел (т.е. за агрессивное и наглое поведение). С этого момента он окончательно превратился в Дедушку Баклана.

…Разгадка такого поведения очень проста: Дедушка Баклан был ни кем иным, как классической камерной наседкой. Пока оная птица пыталась залезть ко мне в душу, вежливо слушал внимательно, а вот потом концепция изменилась. «Наседка» из бывшего лагерного «типо авторитета» вышла так себе, зато получился превосходный камерный шнырь. Пока я валялся на матрасе, наш герой весьма преуспел в таскании вокруг меня посуды, уборке и мытье пола — к тряпке я даже не притронулся. Еще у него оказались совершенно не положенные ему продукты, которыми я и питался: сыр, колбаса, фрукты, питьевая вода, охлажденная в умывальнике. Обязанности свои Дедушка Баклан выполнял грустно и матерясь, но весьма старательно — ощущалась многолетняя привычка.
Спустя положенные двое суток с ИВС я расстался. Новичкам часто льют в уши, мол, СИЗО — это очень страшно. Страшного нет ни там, ни там, — но в ИВС на порядок мерзее из-за того самого ощущения временности во всем, необжитости и неустроенности.