Часть 3: «Шах и пат»
«ИЗ 16 КВАРТИР РУССКИЕ ОСТАЛИСЬ В ЧЕТЫРЕХ»
Наш самолетик нарезает широченный круг над тундрой, окружившей Сургут. Летчик как бы показывает внешнюю бесплодность и неказистость этих бесценных земель. Под крылом все серо-зеленое с редкими желтыми пятнами — это засыпанные песком куски болот, площадки, на которых стоят нефтевышки. В конце октября здесь уже настоящая зима с сугробами и поземкой. Меня встречает мой читатель и местный житель Леша Тарасенко. Он харьковский, шутит в письме: «Второе название нашего ХМАО — Хохло-Мансийский автономный округ, украинцы осваивали эти земли». Но в реальности сейчас здесь идут совсем другие процессы — по данным Карнеги-центра, с 1990 по 2015 год здесь на 70% выросло количество выходцев из Средней Азии. В 2,4 раза — выходцев с Северного Кавказа, в 2,1 раза — из Азербайджана. Таможенный союз снял еще часть преград для мигрантов.
Кладу сумку в багажник Лешиной машины и вижу, что в нем уже лежат спальник, валенки, ватник, лопата и вязанка березовых дров. Леша перехватывает мой взгляд:
— В прошлом году под Ханты-Мансийском у меня выдавило прокладку двигателя. Я спальник на себя надел, веревочками подвязал и пошел. Минус 52 тогда было. Быстро подобрали, у нас так принято…
У входа в аэропорт стоит группа машин с киргизскими номерами, это блатные бомбилы, «отстаиваются», ждут чего-то. Раньше на этих местах стояли русские, но все меняется:
— Я в пригороде Сургута вырос, в поселке Солнечный, в четырехэтажном доме. И как-то решил посчитать, сколько в доме русских осталось — из 16 квартир только 4 — русские или украинские семьи. Остальные — уже Кавказ и Азия. Они сами заселились, бац — через месяц к ним Мага приехал. Обжился, работу нашел, съехал. Вместо Маги приехал Артурчик… Я когда там появляюсь, со мной все эти приезжие здороваются, а я их и не помню — там такой калейдоскоп лиц был в моем подъезде!
— Чего едут-то?
— А думают, что тут тундра вареньем намазана. Я на промплощадке пять лет слесарем отработал, зарплата — 40 тысяч, квартальная премия — еще 10 тысяч. А в газетах пишут, что у нас обычная зарплата — 76 тысяч, но это средняя температура по больнице.
Температура, может быть, и средняя, но такое бешеное жилищное строительство, как в Сургуте, я видел только в Москве в середине 2000-х.
Леша выгружает меня у гостиницы «Обь», и я с удивлением вижу: вокруг три десятка кафе-халяль, банкетные залы «махачкала-стайл», чечено-ингушский культурный центр с неоновой вывеской «Вайнах». За пыльными стеклами этого общества — старики, с утра до ночи играющие в нарды. В километре сияют сквозь метель золотые купола центральной мечети. Встречные прохожие не местного вида, но почтительно уступают мне дорогу, скорее всего, из-за моей черной бороды с проседью и шапочки, похожей одновременно на монашескую скуфейку и на тюркский фес, — другого объяснения я не нашел.
СТРАХ И НЕНАВИСТЬ В ТУНДРИНЕ
Пока я добирался до Сургута, на одном из известных сибирских интернет-ресурсов появилась душераздирающая заметка с заголовком «В лесу обнаружена плантация с мигрантами! Ходят, как саранча, и все собирают!».
Любая поездка в этих краях — минимум 200 километров туда и обратно. Выехал я в Тундрино затемно, остановился на полпути у фермерского ларька, забитого дарами природы, жмурился от снега и пил кофе, разглядывая товары. Два стакана кедровых орешков — 150 рублей. Спросил у продавщицы, чего так дорого.
— Неурожай шишки в этом году.
— А правда, что у вас мигранты тут из лесов все выметают подчистую?
Продавщица изобразила лицом полное непонимание вопроса, и это был любопытный знак. Такое же удивление я встретил и на лице главы поселения Тундрино Манарбека Бакытовича Жумабаева. Хотя, как я вычитал в той заметке про «плантацию с мигрантами», еще за неделю до моего визита в глуховатое село приезжала из Сургута целая комиссия экологов и чиновников из природоохраны и по итогам даже устраивалось собрание местных жителей на тему «как спасти наши заповедные леса». Ну забыл про это глава, бывает. Может быть, не освоился еще в Тундрине полностью. Приехал в 2003-м из Казахстана работать агрономом, совхоз развалился, пришлось делать карьеру в администрации. Я не сдавался и сказал главе, что в заметке были указаны реальные лица, например Мария Мещерякова, председатель совета ветеранов, и сейчас я к ней съезжу пообщаться.
— Конечно, съездите! — Манарбек Бакытович на глазах начал истекать радушием. — Но дам вам добрый совет. Она — женщина немного не в себе, не знает, например, как в интернет фотокарточки засовываются. Будьте осторожны — может наговорить всякого.
Я проехал еще пяток километров до села Высокий Мыс, в котором жили, можно считать, настоящие аборигены — потомки спецпереселенцев — кулаков и вредителей. Их заселили в эти дикие места в 30-х годах прошлого века. Мария Александровна оказалась рулевым-мотористом на пенсии, исходила всю Обь вдоль и поперек на судах «река — море». В чистенькой кухоньке домика-пряника у нее имелся работающий ноутбук с модемом, и надо полагать, она знала, что такое интернет. Она нашла мне человека, который сам видел конфликт с мигрантами — «чтобы не было кривых пересказов». Ну и походя рассказала, что всю жизнь здесь жили отрезанные от внешнего мира, но в 2011 году к ним проложили шикарную асфальтовую трассу — и окрестные леса начали буквально потрошить. Ну ладно сургутские, это местные, еще можно было как-то пережить, но с конца лета действительно стали завозить мигрантов автобусами…
Местный краевед и писатель Юрий Иванович Березкин все-таки разговорился со мной, я перехватил его на пустой лесной дороге, он шел в библиотеку:
— Шишка пошла. Шишки мало в этом году, а шишка — людям серьезное подспорье. И тут смотрим — на опушке опять автобусы стоят, десяток! Рейсовые! Наши мужики схватились за стволы — и туда. Начали стрелять, хорошо, что у них карабины охотничьи, нарезные, не дробь или там картечь: никого не задели, только попугали, разогнали.
— Как-то вы остро отреагировали…
— А как? Не рассчитан наш бор и болота на такой поток людей. Тем более если все до дна выгребать такими толпами.
Тут собеседника прорывает:
— Достали уже! Мне отец в детстве говорил: помяни мои слова — в каждой деревне мечеть стоять будет.
— Ну, у вас нет мечети…
— У нас храм мусульмане ремонтировали. Что, мы своих не могли найти? И я заметил — они на территорию храма заходят и плюют. Я им говорю: «Чего делаете? Я в мечеть захожу, не плюю, а вас кто научил?» Они: «Э-э-э, тэбэ показалось!» Ну судя по тому, что плеваться перестали, не показалось мне.