«Человека нашли через пять лет и спросили — можете ли вы подтвердить, что это было? Он говорит — нет, не могу подтвердить», — комментирует Подоба показания Сорокина в разговоре с «Медиазоной». На вопрос, почему, по его мнению, Жуков дает против него показания, сотрудник ФСБ отвечает так: «В тот вечер были вместе определенное время — первое; второе — человек привык обманывать и врать, валить все на других, за свои действия никогда не любил отвечать, мягко скажем. Видимо, по привычке».

Кроме того, общий знакомый троих фигурантов дела Юрий Канискин, который встретил их в день убийства, показал, что у Подобы из кармана куртки выпал нож, а после тот просил обеспечить ему алиби. Об этом Канискин говорил еще на стадии следствия, но позже вдобавок к предыдущим показаниям он вспомнил, что когда-то давно Ветчинов порезал Салтыкову щеку — после этого молодой человек постоянно говорил о мести, но всерьез его слова тогда никто не воспринимал.

Сестра Ветчинова Анжела Земсковене говорила, будто узнала о гибели брата от свидетельницы Лысовой, причем та позвонила ей утром 25 марта первой, еще до следователей. Но затем биллинг показал, что Лысова созванивалась с ней на следующий день, 26 марта — уже после того, как Анжелу допросили следователи.

Разрешить часть этих противоречий мог бы своевременно проведенный анализ вещественных доказательств по делу. Если Ветчинов перед смертью сопротивлялся, то у него под ногтями или на одежде должны были остаться частицы, содержащие биологический материал убийцы: волосы, клетки кожи, потожировые выделения, кровь. При этом следов Жукова на трупе эксперты не обнаружили — как и следов Ветчинова на одежде Жукова. Салтыкова и Подобу на причастность к убийству никогда не проверяли: они так и остались в статусе свидетелей. Следы их возможного физического контакта с Ветчиновым следователи не искали, а теперь и не смогут найти — срезы ногтей и волос убитого потерялись во время следствия, а его одежда была уничтожена.

Орудие убийства также не было найдено. С течением лет в показаниях Подобы и Салтыкова появлялись новые детали: например, Подоба в 2013 году говорил, что в день убийства у него с собой был нож, а в 2019-м добавил, что нож он тогда одолжил Жукову — приятель попросил «дать погонять» и не вернул клинок. Салтыков же вспомнил, что Жуков его раньше несколько раз бил — Михаилу, по словам свидетеля, не нравился его азиатский разрез глаз.

Ход растянувшегося на три года расследования Татьяна Васильевна, припоминая фамилии фигурантов и даты, может подробно пересказать за полчаса; она корректно оперирует юридическими терминами, но о равнодушии следователей и прокуроров говорит эмоционально. Кроме правозащитников и силовиков она обращалась в СМИ. В 2018 году статью о деле ее сына опубликовали на сайте движения «За права человека»; другие медиа запутанная и перегруженная скучными процессуальными подробностями история ее сына не заинтересовала. Наконец, жена Михаила Анастасия завела собственный телеграм-канал, в котором регулярно отчитывается обо всех новостях, связанных с делом мужа.

На момент последнего приема у Бабушкина материалы трижды направлялись в прокуратуру; ведомство каждый раз могло представить в суд заключение о новом рассмотрении дела, прекратить производство или вернуть его следователям — и каждый раз прокуроры выбирали последний вариант. Адвокат Светлана Дубровина, которая представляет интересы Михаила вместе с Крупко, считает: делалось это потому, что силовики боятся признать ошибки.

«Сотрудники, которые расследовали и имели отношение — кто-то до сих пор работает, кто-то — на вышестоящих должностях», — говорит адвокат. Жуковы внимательно следят за карьерой людей, связанных с делом Михаила.

Игорь Ибрагимов, занимавшийся еще первым расследованием, перешел из Перовского межрайонного отдела в главное следственное управление СК по Москве; в конце 2018 года он упоминался как следователь по делу против своей коллеги Анжелы Амзиной — обладательницы почетного знака «Лучший следователь», осужденной на 11 лет за мошенничество с квартирами.

Евгения Кречетова, которая утвердила обвинительное заключение по делу в должности заместителя прокурора Перовского района, стала заместителем прокурора Восточного округа Москвы — она же в третий раз вернула в Следственный комитет материалы нового расследования, потребовав провести еще несколько очных ставок и допросить экспертов.

«О какой тут можно говорить справедливости?» — возмущается Дубровина, отмечая, что прокурор, которая когда-то передала дело в суд, отказалась сделать это теперь, когда известно куда больше обстоятельств.

«Я совершенно случайно попала на прием к прокурору ВАО, секретарь говорит — заходите, — рассказывает адвокат. — Я открываю дверь, говорю, здравствуйте, можно? Прокурор так нехотя трубку от уха оторвал, как «че надо?». Я говорю — я адвокат Михаила Жукова, по делу. Он говорит — что за дело, в первый раз слышу. — Да вы серьезно, что ли? Вы и ваши замы подписывали мне ответы по этим обращениям, слушания по этому делу происходят периодически, как это вы не в курсе, могу зайти в кабинет? — А зачем, какой у вас вопрос? — Так я его вроде бы озвучиваю. — Не надо, мне все понятно. — А почему вы боитесь принять решение по материалам на протяжение трех лет, не наберетесь смелости направить на новое рассмотрение? — Мы думаем <...> Вообще, мы с людьми не разговариваем, как я с вами, у нас все через заявления. — А для чего тогда прием граждан? Вот, поговорил со мной прокурор ВАО».