Прошло почти 4 месяца с момента публикации первой части статьи «Русский ад в Карачаево-Черкесии или кто поможет Евгению Стригину».
«Дело Стригина» явилось наглядным, вопиющим примером, показывающим всю чудовищность положения в котором пребывает русское население кавказских республик; полно-тотальную безысходность тамошнего бытия. Однако прошедшее с момента первой публикации время показало, что привлечение общественного внимания к действиям в отношении попавших в беду русских людей все же может дать определенный результат. Хоть и ограниченный, хоть частичный, но может. В данной статье отойдя от прежнего публицистического стиля и приближаясь к стилистике юридического документа можно сделать определенные выводы.
Дело Евгения Стригина.
В ночь со 2 на 3 января 2011 года житель станицы Преградной Карачаево-Черкесской республики Евгений Стригин, защищая своих детей от напавших на его дом карачаевцев, смертельно ранил выстрелом из ружья одного из нападавших – Хамида Бостанова. Нападавших было около 10 -11 человек, нападению подвергся дом Стригина. Была предпринята попытка взлома дома, при этом нападавшими открыто высказывалось намерение убить находившихся в доме жену Евгения Стригина Кристину и двух его малолетних детей. Подробности в части 1.
С самого начала следственных действий местные правоохранительные органы, состоящие, в большинстве своем из представителей карачаевской национальности, начали вести дело предвзято и пристрастно. Нагло, демонстративно пристрастно.
Следователь Зеленчукского межрайонного следственного отдела Джамбеков Р.М., получив заявление Кристины Стригиной о нападении на ее дом, отказался не только признавать взлом дома и покушение на убийство ее и ее детей, но даже факт «проникновения на территорию домовладения». Он отказал в возбуждении уголовного дела по факту нападения на дом и обвинил Кристину Стригину в неумышленной клевете: «В действиях Стригиной К.Е. отсутствует состав преступления, предусмотренного ст.306 УК РФ, то есть заведомо ложный донос, так как она добросовестно заблуждалась в обстоятельствах незаконного проникновения в ее домовладение»…
Факт нападения отрицался в связи с тем, что сами нападавшие заявили, что они в домовладение «не входили». Осмотра домовладения следствием проведено не было, следы взлома не были юридически зафиксированы.
По факту стрельбы следователь Джамбеков так же полностью принял версию потерпевших карачаевцев. По их версии произошла небольшая драка, и уже после драки они сели в машины и стали уезжать, а Стригин стрелял уже в отъезжавшие машины. То есть по версии следствия, ни о каком смягчающем обстоятельстве речь не идет: о самообороне, защите детей и жены, спасении забиваемых насмерть друзей. Есть лишь хладнокровное умышленное убийство и покушение на убийство «немножко подравшихся» и уже уезжавших карачаевцев. Количество же карачаевских фигурантов в материалах дела ограничено лишь четырьмя персонами. Утверждение русских о том, что нападавших было не менее десятка, — «две полные машины», — следствием отрицается.
Впрочем, лучше всего ситуацию обрисовывает цитата Кристины Стригиной, из протестного заявления, поданного ею в прокуратуру: «Следователь не выехал на место, не сделал фототаблицу повреждений окна и дверей. Мои объяснения приведены в искаженном виде. В материалах дела имеются фамилии только четырех человек, остальные, а всего нападавших было не менее десяти человек, в материалах следствия не фигурируют. В возбуждении уголовного дела по факту нападения на дом, отказано. Следователь полностью повторяет утверждения нападавших и отрицает сам факт нападения на дом, взлом дверей, угрозу убийства детей… В последнее время в нашей республике лиц славянской национальности притесняют в законных правах. Следователи Следственного комитета ведут это дел предвзято, руководствуясь не законами, а национальными признаками».
С самого начала следственные органы старались представить действия Евгения Стригина как максимально тяжкие, ему предписывалось хладнокровное умышленное убийство Х. Бостанова и покушение на убийство двух и более лиц.. Из материалов следствия: « …с расстояния примерно 43 метров, умышленно, то есть осознавая умышленную опасность своих действий, произвел три прицельных выстрела вслед движущейся по улице а/м «ВАЗ 2105».
Но все русские свидетели говорили, что Евгений Стригин бросился за ружьем, с трудом вырвавшись от избивателей, а стрельбу он открыл когда еще продолжалось избиение лежащего на земле Виталия Гежина (ему явно грозила смерть от побоев). Так же русскими-казаками твердо утверждалось: в момент стрельбы ЕвгенийСтригин был в состоянии сильнейшего нервного возбуждения.
Но следователи отказывались признавать наличие «состояния аффекта» у Евгения Стригина.
И вопреки всем логическим и правовым нормам оказывали обвиняемому в проведении психиатрической экспертизы. Все требования адвоката Стригина о проведении данной экспертизы были отклонены, все обращения в прокуратуру, в том числе и в прокуратуру СКФО, с просьбой провести обследование процедуру остались неудовлетворенными. Почему Евгению Стригину отказывают в проведении психиатрической экспертизы – это не поддается никакому рациональному объяснению.
Впрочем объяснение есть. Все действия карачаевской следственной бригады имели четкую и ясную цель: представить действия Евгения Стригина в максимально тяжкой форме и «накрутить» ему в суде максимально возможное наказание. Следователи-карачаевцы явно и открыто совершали акт мести за пролитую «священную кровь» представителя своего народа.
Следствие велось быстрыми, явно форсированными темпами, уголовное дело, ввиду широкого общественного резонанса, они старались побыстрее завершить и передать в суд. В степени «беспристрастности» карачаевского суда, как и в действиях следствия, можно было не сомневаться. Все требования адвокатов Стригина о переносе рассмотрения дела в другой регион остались без удовлетворения.
6 июня 2011 года суд над Евгением Стригиным состоялся. И его решение было весьма неожиданным. Дело передали на доследование. И это уже маленькая победа. Появилась надежда на проведение более объективного разбирательства, в частности на проведение психиатрической экспертизы. Но предстоит еще долгая борьба за то, что бы русский человек, защитивший с оружием в руках жизнь своих детей не стал жертвой произвола и беззакония.
Некоторые дополнительные моменты.
Возвращение из суда дела Евгения Стригина на доследование – результат позитивный и неожиданный для кавказских реалий. Это явное следствие привлечения общероссийского внимания к данному делу. Если бы резонанс по «делу Стригина» не стал бы общероссийским, если бы к нему не было привлечено общественное внимание — результат был бы иным.
Помимо нового расследования дела Евгения Стригина несколько активизировалось параллельное уголовное дело по поводу нанесения телесных повреждений Виталию Гежину. Что-то делается, был опрос свидетелей. А до появления статьи «Русский ад в Карачаево-Черкесии» дело фактически не велось, а Виталий Гежин подвергался только оскорблениям и унижениям со стороны следователей-карачаевцев ведших дело о его избиении. Но не стоит питать иллюзий: в отличии от быстро сляпанного и завершенного «дела Стригина» «дело Гежина» будет длиться бесконечно долго, пока само не заглохнет «от старости». «Замыливание» и бесконечное затягивание уголовных дел в защиту русских – это старая практика кавказских правоохранителей.
В качестве ответа на статью «Русский ад в Карачаево-Черкесии» в интернете появился контрматериал «Нет русского ада в Карачаево-Черкесии».