— Я читала, что ты постоянно оформляешь подписку на газеты и журналы. Какие читаешь?
— В Лефортово я читала «Российскую газету», «Коммерсант», «Русский репортер», «Нью Таймс», «Коммерсант-Власть», «Эксперт» и конечно «Новую газету» — чтобы знать свежий бред про наше дело. Сейчас в Мордовии общественно-политическое не выписываю – отдыхаю. Но буду, конечно, позже. Сейчас в основном читаю духовную литературу – журналы «Русский дом», «Славянка», «Фома», «Нескучный сад».
— Ты читала вашу с Никитой историю в «Слоне», вроде биографии? Тебе понравилось, или что-то в ней не так?
— В ней не так то, что там было слишком много безосновательно-обвинительного уклона и передергивания фактов, хотя по сравнению с другими ангажированными СМИ, можно сказать, что та статья была удачной. Я надеюсь, что это мое интервью выйдет без редактирования и купюр.
— Ты в курсе, что происходит в Москве – массовые митинги, нарастающие акции протеста? Националисты (Крылов, Белов, Тор и др.) временно объединились с либералами, вместе выступают со сцены, и даже ходят в соседних колоннах с анархистами и антифашистами. Если бы ты была не осуждена, оказалась бы ты там же или же не участвовала в таких акциях?
— Думаю, я бы успешно могла сотрудничать с людьми разных политических взглядов и убеждений. Если б их поступки не противоречили моим фундаментальным жизненным постулатам. Мне, как люди, приятны многие либералы и некоторые общественники даже левых взглядов. Но жить, тусоваться, работать, протестовать – это все разные вещи. Но, в любом случае, я всегда за достижение общих целей, а не за самоизоляцию в собственных средствах.
— К тебе не ездят на свидание родственники. Почему?
— Матушка после моего ареста, о котором она узнала от приехавшей ее снимать телевизионной группы, умерла. Отец сам сидит в тюрьме – он экономический заключенный (знаменитая резиновая 159-я статья УК РФ). Брат? У него своя семья, дети. Ему это нелегко…
— Ты изменилась с тех пор, как ты попала в тюрьму?
— Да, сильно. Я стала взрослой (смеется). Захару Прилепину я больше не интересна. Я узнала жизнь и увидела много того, что с московских улиц мне было не доступно. Нельзя пройти все то, что прошла я за последние 2,5 года, и не измениться. Кто-то, наверное, сочтет, что я стала хуже, жестче, циничнее. А кто-то – наоборот. Но, мне кажется, что я просто выросла. И ничем порадовать вас в связи с этим не могу (улыбается).
— Ты по-прежнему называешься русской националисткой, или взгляды тоже как-то поменялись? Как относишься к насильственным преступлениям «правых»?
— Да, я по-прежнему русская националистка. Отношение к преступлениям насильственного характера, как у любого нормального человека, негативное. Особенно если ты убиваешь просто так – из предрассудков или комплексов, а не как Степан Разин с высоко поднятой головой и крестясь, истово веруя в свою правоту.
— Как ты относишься к другим девушкам-националисткам, оказавшимся за решеткой? Например, как оцениваешь историю Василисы Ковалевой?
— Василиса Ковалева несет ответственность за других – за тех, кто испугался это сделать. Тех, кто втянул ее и других молодых людей в эту историю надо самих отправить куда подальше (хотя российской тюрьмы я не могу пожелать даже врагу), а они своими ногами приходят в суд в качестве свидетелей и ораторствуют с трибуны. Кто отправил этих детей убивать, а затем умирать в тюрьмах?! Где они? Почему студентка журфака МГУ должна отдуваться за здоровых мужиков и перед обществом, и перед судом?
— Есть мнение, что русские радикальные националисты и чеченские боевики-сепаратисты во многом похожи – образ мысли, методы, разнятся только враги. Ты согласна с такой точкой зрения?
— В чем-то мы похожи по внутреннему мироустройству, нам легко понять (не разделяя) мотивы и действия друг друга. Зачастую мы более понятны друг другу, чем обычному народу. Это становится еще более очевидно при общении в тюрьме. Но, вообще-то, методы у русских националистов и исламских боевиков, как раз принципиально разные, а враг один. Относительно методов – даже радикальные националисты никогда не будут применять насилие против мирных граждан, случайных людей «а-ля взрывать метро». Потому, что это вне этики националистов. Для моджахедов же это, увы, обычная практика…
— Ты тщеславный человек? Тебе было приятно (опуская суть произошедшего) стать известной? Ваш процесс называли процессом года, вас самих – русскими Бонни и Клайдом. Для многих националистов вы стали живым воплощением идеальной пары. Как ты к этому относилась во время суда и сейчас?
— Я бы хотела иной славы, а лучше и вовсе без нее. Но при этом мне всегда хотелось сделать что-то хорошее, выходящее за рамки стирки с готовки на собственной кухне. Что-то, что могло бы изменить жизнь в моей стране в лучшую сторону. У меня и до сих пор осталась эта детская мечта, несмотря на лагерный режим.
— Когда, гипотетически, может произойти ваше свидание с Никитой?
— Гипотетически – в любой момент (улыбается). Реально… Дай Бог, когда-нибудь.
— Расскажи о своем быте в колонии. Как устроен твой распорядок дня, чем ты занимаешься, кто у тебя соседки?
— Выйду – расскажу. Таковы правила выживания.
(с)2012
Напоминаем, что письма со словами поддержки вы можете написать по адресу:
431150, Мордовия, Зубово-Полянский р-н, п.Парца,
ФКУ ИК-14, Хасис Евгении Данииловне, 1985 г.р.
Отправляйте только заказную корреспонденцию и помните о цензуре и самоцензуре!
Источник: Русский Вердикт