— То есть если возникнет какая-то организация, не замаравшая себя связями с Кремлем, с АП, — пусть она будет ультраправая, ультралевая, нацисты, коммунисты, кто угодно…

— Навальный же сотрудничал с Удальцовым до того, как тот занялся этим позором с Грудининым.

— Ну да, но Навальный и с Ройзманом сотрудничал…

— С Ройзманом более сложная история, он сам по себе, за ним нет никакой политической организации, он никогда не пытался ее построить, и он не хочет заниматься федеральной политикой. Он выжидает, и, я думаю, ему это сыграет в минус, если он рассчитывает на какую-то политическую карьеру в будущем.

Возвращаясь к вопросу, думаю, сейчас неважно, какая у кого идеологическая платформа, мы боремся за то, чтобы побороться друг с другом. Какая разница, какие между нами разногласия сейчас существуют, если мы в принципе не можем претендовать на то, чтобы реализовать хоть какие-то свои идеи. Нам нужно бороться против тех сил, которые уничтожают политику и делают любые наши разногласия нерелевантными. Поэтому на данном этапе да, я готов сотрудничать с кем угодно, кто является настоящей оппозицией, а не провокаторами и соглашателями.

«У вас нет перспектив, потому что номенклатура вас обворовала»

— Антикоррупционные расследования ФБК и Навального о том, что кто-то что-то ворует, не принесли особого вреда людям, о которых эти расследования сделаны. С чем это может быть связано? Почему общество настолько спокойно к этому относится?

— Это называется выученной беспомощностью. Вы же не предъявляете человеку, которого с двух лет бьют ногами, что он какой-то забитый? Да, у нас забитое гражданское общество, и нужно пытаться помочь ему ощутить собственную силу. Это очень сложно, у меня нет готового рецепта, как этого добиться. Единственное, что я понимаю: нужно работать на момент, когда общество решит, что предел настал. А терпит оно, потому что приучено, что ни на что не влияет.

Часть оппозиции ведет себя, на мой взгляд, глупо, когда говорит что-то типа «Путин зассал, власть тупая, сидят какие-то идиоты». Это не так. Власть очень умная, она себя ведет невероятно грамотно в своей борьбе против оппозиции в России, и грамотно себя вела в 11 году, и грамотно ведет сейчас. Она позволяет выходить необходимому количеству пара, при этом воспитывая эту беспомощность. И фильмы Навального в этом смысле властью тоже используются очень грамотно. Каждый его фильм — это не упрек Навальному ни в коем случае — но каждый фильм, на который власть не реагирует, делает общество чуть более апатичным. Приучает общество к тому, что во власти сидят откровенные воры и неважно, кто и что об этом говорит, ничего не изменится. Это самосбывающееся пророчество.

Так что власть у нас умная. Была бы она тупой — мы давно ее победили бы.

— Так имеет ли смысл делать эти фильмы дальше, если этот путь приводит к ухудшению ситуации? Может быть, он вообще неверный?

— Это как в джиу-джитсу, где задача не в том, чтобы сильно ударить, а в том, чтобы хороший удар противника использовать против него. Власть этим занимается, но это не значит, что нужно переставать бороться в принципе.

То, что делает ФБК, — это хорошо, но делать вид, что этого достаточно, уже нельзя. В том числе из-за этого я сам занялся активной, а не наблюдательской политической деятельностью. Я понял, что есть вещи, которые никто не делает, и придется их делать мне.

Политика работает с двумя базовыми человеческими эмоциями: любовь и ненависть. И обращаться к ним нужно в равной степени. Навальный сейчас не делает ни того, ни другого. Он недостаточно работает с ненавистью и вообще не работает с любовью, не работает с мечтой. Он придумал мем «прекрасная Россия будущего», но совершенно не объясняет, что это такое. То же самое — он снимает фильмы про зарвавшихся чиновников, но не говорит, почему это плохо. То есть говорит: «плохо, воруют!», но не говорит, что это значит на личном уровне. Я пытаюсь это делать. Создавать образ врага — номенклатуры. И обращаться к ненависти — то есть объяснять, почему номенклатура — это плохо.

Это плохо, потому что у вас [при них] нет будущего. Все, о чем вы мечтаете, в вашей жизни не произойдет. Если вы хотите купить себе в Москве квартиру, ипотека у вас будет 40 лет. Так не должно быть, такого в мире никогда не было, чтобы у людей настолько не было перспектив. А у вас их нет, потому что номенклатура вас обворовала. Она делает все, чтобы сохранять власть в своих руках. А все ваши издержки превращает в привилегии, которые забирает себе. Это образ врага, это ненависть.

А любовь — это все то, о чем вы мечтаете, что снится вам по ночам, все то, чего вы для себя хотите, все то, чего у вас не будет, если вы этого врага не поборете.

Навальный этого не делает. Я это делаю в меру своих сил, у меня получается хуже, чем мне бы хотелось, но реально больше этого не делает никто, и я не понимаю почему. Пока политики этого не делают, ничего не получится, и то, что Навальный этим не занимается, — это просто провал.

— Ок, случилось так, что вы добились того, что какое-то внушительное количество людей понимает эту мысль. Что должно произойти дальше?

— Дальше они должны дать волю своей ненависти.

— Почему мы не знаем никого в партии Навального, за исключением четырех—пяти человек: сам Навальный, Волков, Соболь?

— Навальный боится погореть на людях с политической субъектностью. Их конфликт с Кацем — красноречивая история.