И мы начали спорить: он мне про «единственную демократию» и про проклятых мусульман — все в таком духе.
Я — про апартеид, что так нельзя, про повестку ООН и какой великий был Ицхак Рабин. Сцепились чуть ли не до драки русско-белорусский сибиряк и дважды антифа-политзек Олесинов и я. На мой взгляд, в этом вся суть этого конфликта для людей посторонних, так как мы все выражаем свои личные страхи и возмущения в конфликте евреев и палестинцев. Я в этом споре отстаивал не палестинскую правду, мне было больно за моих абхазских родственников, которые тоже отринули очень грубым образом грузинский национализм начала 90-х. Алексей же отстаивал свою веру в западную демократию и либеральные ценности. Но в таком классическом американском райт-винг ключе, как он их понимает.
Ну, очень было нелепо. Не знаю, я не Ицхак Рабин, не Ясер Арафат, не арабист — мне трудно судить об этом конфликте. Но одно я понимаю: когда в стране появляются люди официально второго сорта — это дорога в ад.
Для меня и антифа 2000-х была про это: люди на панк-концертах зигуют, орут, что они все тут «ЯРУССКИЙ». А я-то знаю, что я не русский, но совсем не вижу в этом проблемы. Я не позволю мне в моем городе указывать на место где-то в углу.
Другой вопрос, что насилие — не выход, совсем не выход. Когда ты за год хоронишь трех друзей, сам лежишь с шестью ножевыми ранениями в больнице, то естественно начинаешь задумываться, насколько насилие эффективно. До сих пор не уверен насколько московская антифа в моем лице была права в плане применения насилия по отношению к нацистам.Наверно, в рамках охраны своих концертов и отстаивания своих ценностей, это было необходимо, но более того — не думаю. Вновь прибывшим в антифашистское движение сложно объяснить насколько пагубно концентрироваться на насилии. Насилие-это бесконечная клоака, которая заворачивает всех в эту воронку.
От редакции:
Уже после размещения материала мы получили такой текст о Борисе Гроссмане от одного из активистов, Антона (Тони) Хильмана:
«Мы познакомились с Борисом в году 2005-м, посещая всякие разнообразные панк-концерты, которых на то время было достаточно много.
Я знал его весьма близко, так что в момент, когда его искало ФСБ и приходило к нему домой, он оставался у меня в гостях. Боря как-то даже мне предлагал открыть “бизнес” — фотостудию где-нибудь в центре Москвы, но дальше разговоров это никуда не пошло.
ФСБ его искало, собственно, из за того, что на тот период времени Боря был одним из наиболее активных антифашистов, которые ежедневно нападали на кого-то, где бы они не видели “врага”. Начиная от футбольных фанатов до всех тех, кто был ими замечен в неонацистском “мерче”.
Тогда драки происходили практически ежедневно. В «бригаде» Бориса было человек 7, насколько мне помнится.
— Почему ими стали заниматься спецслужбы?
Подозреваю, что Борис наделал настолько много шума, что в субкультурных кругах, что в медиа, что менты просто диву дались.
К примеру, в нашумевшем репортаже РЕН-ТВ, именно Боря и убитый на Донбассе Антон Фатулаев избивают во время интервью подростка то ли в майке «Русский стяг», то ли ещё какой то правой группы.
Засветились они достаточно скоро. Насколько я помню, они подрались с кем-то в метро. Их прямо на месте задержали, и кто-то выкупил их фото у ментов, разместив сразу же на сайте, где тогда публиковали фотографии всех антифашистов. Подозреваю, что сайт курировали спецслужбы.
Кроме того, Фатулаев, который был с ним в одной группе, порезал каких-то правых из пропутинской “Молодой Гвардии” — и маховик закрутился. Боря вынужден был скрываться у друзей в Минске.
Мы вместе с ним как-то в Минск ездили на турнир среди антифашистов «Не сдавайся», после этого провели неделю на так называемом цыганском районе ”Степянка”.
— Говорят, что он был из соблюдающей еврейской семьи.
Боря никак не проявлял национальную идентичность. Борис был близок к анархизму по политическим взглядам. Я, конечно, знал что он еврей. Его “отпевал” равнин на похоронах, также он похоронен на одном кладбище с Сахаровым — это кладбище считается еврейским.
Помню, как его мать хотела, чтобы разместили на памятник “моген довид” — по этому поводу были споры. Но, конечно, он не был верующим иудеем. Досуг в то время был у нас одинаковый: дешевый алкоголь, вечеринки, бары, клубы, насилие. Борис вообще творчески подходил к последнему. Он всегда красиво маскировался: стоял в метро с розой, якобы ожидая девушку — ну кто может подумать, что смазливый мальчик с цветочком, спустя несколько минут, будет кого-то злостно околачивать».
