Черкесов пропал. Был — и нет. Не доехал до зоны. Родственники и адвокат на взводе: жив или убит в СИЗО? Об этом всю прошлую неделю шумел Интернет. Аслана нашли журналисты телеканала «Россия». Игорь Шестаков, шеф-редактор «Студии Александра Рогаткина» (программа «Специальный корреспондент»), пообщался с Черкесовым в красноярском больничном изоляторе. Полная версия интервью — только в «МК».

Черкесов исхудал. Лицо осунулось. Ногу подволакивает.

— Можно помедленнее? — просит, пока мы идем вдоль колючки. — Не успеваю за вами.

В тюремно-больничной пижаме он мало похож на горячего кавказского парня, расстрелявшего зимой 2010 года болельщика Егора Свиридова.

— Что с ногой? Смотрю, прихрамываете.

— Имеет место.

— Подрались?

— Я на эту тему не хочу говорить.

— Ходят слухи, что вас чуть не убили в драке.

— О какой драке в следственном изоляторе может идти речь?

— Лгут злые языки?

— Ну, конечно…

— Если отмотать время назад: декабрь 2010-го, Москва, Кронштадтский бульвар… — как поступили бы?

— В той ситуации была реальная угроза моей жизни, так как на меня нападали три человека. Нападали со спины. Это Егор Свиридов, Сергей Гаспарян и третий их товарищ — Филатов (всего фанатов было пятеро. — «МК»). Нападение было внезапным. В той ситуации у меня была необходимая самооборона. Я действовал в рамках закона, при получении лицензии на оружие я проходил инструктаж.

— Вы были ранее судимы? Как вы получили разрешение на оружие?

— Я не судим. Но про меня говорили, что я закоренелый рецидивист. Вон мое дело, всё приобщено. Написано: не судим. Вы можете запросить его и посмотреть.

— Человек, который выдавал вам лицензию на оружие, получил два года условно.

— Я знаю. Я вообще был шокирован, когда узнал, что ему дали срок только из-за того, что он начальник отделения по лицензированию. Мы с ним даже не знакомы.

— А ваш поступок, как думаете, на какой срок тянул?

— Ну, начнем с того, что я не желал смерти Егору Свиридову. Я не хотел причинять никаких ранений ни Гаспаряну, ни Филатову.

— И поэтому стреляли в спину и в голову?

— В спину я не стрелял. Гаспарян отмахивался, и я попал.

— Я про Свиридова.

— В спину выстрелов не было. Были — в ягодичную область, в ногу выстрел, в живот и в лобно-теменную кость. Все экспертизы приобщены к уголовному делу. Кстати, изначально меня многие оговаривали в СМИ. Якобы выстрел был произведен в затылок. Это всё ложь. Я вообще на суде ходатайствовал об оглашении экспертиз перед СМИ.

— Т. е. вы уверяете, что в затылок и в спину не стреляли?

— Не стрелял… Егор Свиридов скончался от выстрела в лобно-теменную кость. Говорили, что я расстреливал их там. Это всё чистая ложь. Я стрелял, находясь в положении лежа на капоте. Били меня со спины, стрелял я из-под руки и через руку. Они были за моей спиной.

«Я действовал в рамках»

— Складно говорите. А обворовывать мертвых и раненых — разве этому Коран учит? Или тут вас тоже оклеветали? (Известно, что с места преступления пропали вещи потерпевших. — «МК»).

— Я подавал многократные ходатайства о том, чтобы сняли отпечатки пальцев с сумки, которую якобы кто-то украл. У Егора Свиридова кто-то якобы похитил 700 или 800 евро. Так сказали. Но ни у кого из нас этих евро не было.

— И телефонов не было?

— Там речь шла только о 700—800 евро и о сумке Филатова. Когда мы просили снять отпечатки пальцев, провести экспертизы, нам просто-напросто отказывали.

— А что говорили?

— Нам вообще ничего не поясняли. С меня даже побои не снимали. При задержании в отделе просил, чтобы сняли побои, провели экспертизу о наличии алкоголя в крови. Я ведь был трезвым. Даже в этом отказали. Судебно-медицинскую экспертизу провели спустя 21 день. После того как с меня сошли побои.

— Вы, получается, пострадавший? Убит человек, у его приятелей травмы!

— Да, я стрелял! От своих действий не отказываюсь. Но побои я никому не нанес. А мне вменили 115-ю («Умышленное причинение вреда здоровью». — «МК»). Как выражался следователь, «парашютом» — ту же 161-ю («Грабеж». — «МК»).

— В декабре 2010-го я беседовал со следователем Соколовым и спрашивал его: за какие коврижки он отпустил всю вашу гоп-компанию?

— А почему вы так выражаетесь: гоп-компания?..

— А потому, что это люди, причастные к преступлению. На Кронштадтском бульваре было совершено преступление!

— Я действовал в рамках закона, я закон не нарушал… Ведь были кадры с камер наружного наблюдения, установленных на Кронштадтском бульваре. Я подал ходатайство о приобщении их к делу. Ходатайство было удовлетворено. Но на суде пленки не показали. А следователь Остапюк мне прямо говорил в следственном кабинете в «Матросской Тишине»: если показать эти пленки, вам максимум, что грозит, — это статья «Превышение пределов необходимой самообороны». Но на вас, говорит, установка сверху была.

«Не трогайте моего сына!»

— У вас родился ребенок…

— Да, сын. Ему годик.

— У Свиридова есть мать, невеста. Каково им?

— В тот вечер имело место роковое стечение трагических обстоятельств. Но какие бы обстоятельства ни произошли в тот вечер, я не снимаю с себя ответственности. Если было бы в моих силах как-то загладить вину перед матерью — я бы это сделал.

— Вы как человек верующий знаете, что зло всегда возвращается злом к человеку, который его совершил. Вы не боитесь, что на вашего сына…

Специально перехожу грань. Тут Черкесов не выдерживает. Перебивает, начинает заметно нервничать:

— Я попрошу не трогать моего сына!

— Не боитесь, что на вашего сына найдется такой же Аслан Черкесов? — повторяю вопрос.

— Я вас еще раз прошу: моего сына не надо здесь трогать! Не надо упоминать его в этих беседах!

— Почему?

— И так Интернет взрывался. Проклинали моего ребенка, который здесь ни в чем не повинен.

— Я не проклинаю, я задаю вопрос.

— Я за свои грехи отвечаю. И за каждый грех буду отвечать перед Всевышним. Вы… Я не знаю… Вы меня так обвиняете, как будто я сделал умышленное убийство. Как будто я был ранее знаком со Свиридовым или имел какую-то личную неприязнь. Я человека знать не знал. Я защищал свою жизнь. Вы понимаете?! За что напали на меня? Мне по сей день никто не дал ответа! За то, что я лицо кавказской национальности?..

— Вы знаете, кавказцам грех обижаться. В Москве им многое сходит с рук.

— Я не националист. У меня и супруга русская. Почему ко мне так отнеслись?!

— Вы говорите, что вы белый и пушистый, а суд говорит — 20 лет.

— А на ваш взгляд, 20 лет — справедливый приговор?

— Думаю, да.

— Думаете, да?.. (Грустно усмехается.)

«Не вижу смысла продолжать диалог»

— Ходили слухи, что следователь отпустил ваших подельников за деньги. Какова была цена вопроса?

— Я не знаю. Но я интересовался у подельников. По их словам, никто никаких денег не платил.

— В конце 2010 года вы чуть не стали зачинщиком русского бунта. Вы слышали, что происходило на Манежке? Что думаете об этом?

— А можно поинтересоваться, какое отношение я имею к Манежной площади?

— А вы в курсе, почему люди туда вышли?

— Да, я в курсе. Участников Манежной площади интересовала только национальность убийцы Свиридова.

— Ответ неправильный. Людей вывела на площадь несправедливость: пятерых преступников отпустили. Вы в тот момент понимали, что происходит? И чем всё может закончиться?

— В чем вы меня обвиняете? Я не могу понять.

— Я вопрос задаю, не обвиняю.

— Всего этого оценить нельзя. Я думаю, надо для начала узнать причину — кто зачинщик. Кто вообще вывел такие массы на Манежную площадь.

— Боюсь, что массы вывели вы. Хотя уже сидели к тому времени.

— Я вывел?.. Я не знаю, что вам сказать. Дальше я не вижу смысла продолжать диалог, если вы так настроены.

Помолчав, Аслан интересуется:

— А как быть тогда с беспределом, которым фанаты занимаются на улицах Москвы?

— По поводу фанатского беспредела абсолютно с вами согласен.

— Вы почему-то эти вопросы не затрагиваете!

— Потому что это не отменяет смерть Егора Свиридова.

— Пятерых отпустили, потому что у них были легкие статьи. Сколько людей ходит под подпиской по таким статьям? Скольких отпускали? Почему-то ни по одному случаю не было таких масс на улице!

— Под подписку? Они же тут же слиняли! И что вы называете «легкими статьями»? Удары по черепу?

— А вы меня видели после этих событий, мое избитое лицо?..

«Оружие надо узаконить»

— Как вы относитесь к тому, что после убийства Свиридова на пистолет, из которого вы стреляли, резко вырос спрос?

— Я бы людям посоветовал 10 раз подумать — чтобы не оказаться в моей шкуре.

— И все-таки: как вы получали лицензию?

— Лицензию я получал на законных основаниях. Я собирал документы — и из психоневрологического диспансера, и из наркологического. И характеристику участкового.

— Сколько это времени заняло?

— Я не помню сейчас.

(Собеседник лукавит. Лицензию ему дали почти сразу. Хотя проверка данных занимает около месяца.)

— Почему кавказцы так часто бродят с травматикой?

— За последние пару лет в Москве были убиты 6 человек из Кабардино–Балкарии по признакам расовой ненависти. Скажите, за что их убили? Вы бы после этого не ходили с травматическим оружием?..

— Т.е. ребята с Кавказа боятся?

— Почему боятся? Нет! Вот взять тот вечер на Кронштадтском бульваре. Драка началась как? Когда Исмаилов был один на остановке, на него напали пятеро. Егор Свиридов и его компания думали, что Исмаилов один. Второй парень сидел в машине, он остановил такси. Двое были в магазине. Понимаете? Но вышло так, что парень — тот, кто сидел в машине, — он заступился за Исмаилова. Ребята вышли из магазина и тоже вмешались. Мы с Рамазаном (Утарбиев. — «МК») подошли на остановку. Рамазан полез разнимать — его сразу ударили. Меня за что начали бить? Я еще никаких действий даже не сделал! И стрелять я начал только после того, как оказался на капоте.

Серебристая иномарка какая-то стояла возле дороги. На суде я неоднократно ходатайствовал, чтобы найти водителя. Но почему-то следствию и прокурору это было невыгодно. Человек был реальным очевидцем событий. Мог бы дать показания в суде. Я на это очень надеялся. Я считаю, приговор был чрезмерно суровым.

— А сколько бы вы себе дали?

— Если справедливо судить — мне грозила максимум 108-я статья. Это до трех лет.

— За смерть человека — три года?

— Я не могу понять вашего настроя. А вам было бы легче, если бы меня не было? Или я должен был сложить руки, дать себя забить, изрезать?..

— Но вас же шестеро было, их — пятеро.

— Пятеро ихние стояли на ногах, когда я появился. А трое наших ребят уже лежали на асфальте. Понимаете — почему с них побои не снимали?

— Аслан, вас потеряли родные, потеряли адвокат, журналисты. Подтвердите всем на камеру, что вы живы.

— Живой я, как видите.

И, помолчав о чем-то своем, Черкесов грустно добавил: «Пока живой».