Русских националистов сажают сотнями за нарушения уголовного кодекса или для отчетности. Один москвич, ему еще нет тридцати, лишился свободы надолго. Он осужден по обвинению в тяжком преступлении с мотивом межнациональной ненависти. Поступок не вызывает одобрения и, тем более, не взывает к повторению. Грубо говоря, бытовое последствие злоупотребления брутальным обликом скинхеда. Говорят, потерпевший, выходец из региона, где восходит солнце, просил суд не наказывать парня строго.
Бутырская тюрьма встретила националиста обилием мусульман, не выветрившимся ГУЛАГом и оперативной разработкой. Проводила этапом на зону, где сначала бьют, а потом дают отсидеть срок. До возвращения домой еще года лагерей, а за плечами незаконченное высшее образование и совершенное знание трех иностранных языков. Такая вот фабула интервью.
Мы, журналисты, не любим материалы, целиком основанные на анонимности источника. Но это интервью читатель прочтет, не узнав имя собеседника. Так вот получилось: человек, не имеющий общественного признания, и чей суд прошел тихо, не желает получить по шапке от ФСИН. Тем не менее, мы нашли текст заслуживающим обнародования. Бутырская тюрьма – часть городского ландшафта, а добыть информацию было непросто.  
— В тюрьму ты попал, подозреваю, не случайно?
— Изначальная причина лежит в легкомысленном поступке. На улице произошел инцидент; итог: возбуждено уголовное дело по статье 111 УК РФ (нанесение тяжких телесных повреждений). Дело было никому не нужно, пылилось, пока некоторые органы случайно не узнали о моей причастности к нему. Для силовиков я уже был «интересным персонажем» проявлявшим активность по части поддержки «узников совести». Органы взяли меня на карандаш, я находился в зоне пристального внимания ФСБ и ЦПЭ. Преступление стало для них подарком.
Достаточно активно я сотрудничал с инициативами по поддержке «узников совести», помогал родственникам известных радикалов, неугодных властям, например Веронике Королевой. Тогда я уже знал, какие жесткие условия создаются для моих единомышленников в неволе: пресс-хаты, давление органов и концлагеря ФСИН. Никола Королев, осужденный на пожизненное лишение свободы, поведал, какого сидеть на зоне особого режима для смертников. Когда он был в карцере, там температура равнялась нулевой, а отношение сотрудников колонии такое, что приходилось прилагать нечеловеческие усилия для сохранения собственного достоинства.
После меры пресечения, в “Бутырке” я был отправлен в оперативную разработку: началось многомесячное давление. Цель – вымучить оговоры на себя и добиться сотрудничества с органами, для слива им информации о движение.
— И как пришло дело к приговору?
— Сломать меня не удалось, все мои друзья, кстати, занятые легальным национализмом, ходят на свободе. Изначально по делу я шел не один, но «подельника» уговорили свернуть на дружбу со следствием, и он исчез из разряда обвиняемых. Благодаря «другу», мне, скажем так, утяжелили фабулу обвинения. Следствие и суд шли с грубыми нарушениями, кстати, ими же размахиваемых, статей – УК и УПК.  Разбор кассационной жалобы был формальностью; я готов к этапу на зону.
— “Бутырка” пользуется дурной славой. Здесь получали признательные показания у националистов, пытали нацболов, арестанты вскрывали вены, в том числе и девушки, как Василиса Ковалева….
— Сами сотрудники тюрьмы, как правило, не занимаются пытками, но любят периодически «отрываться». Меня один раз вывели из камеры два опера, один – чеченец, второй – дагестанец, и протянули в пустой камере резиновыми палками. А так, приходят опера с ЦПЭ или иной структуры, и заказывают «черные» пресс-хаты или вывозят человека к себе. Например, Евгения Краснова, которого осудили по  сфабрикованному делу о драке с антифа у клуба Tabula Rasa (http://rusplt.ru/society/society_4438.html), забирали на “Петровку-38”. Там дико прессовали, били десять дней. Рецидивы «недопустимых методов следствия» – постоянно. Часто националистов сажают в камеры к не русским, где им достается за свои взгляды, если они слабее и не умеют сохранить чувство собственного достоинства.
— Националистов прилично сидит?
— Далеко не мало, но по соотношению с общим числом заключенных, конечно, нас немного. В том году заехали футбольные фанаты, несколько человек; бригада Яна Лютика ездила на суды; еще сидят: Никола Королев и Олег Костарев, Евгений Краснов со своими «подельниками». Думаю, несколько десятков человек. Так-то через Бутырку прошли сотни политзэков: националисты, нацболы, есть народ и по “Болотному делу”.
— Межнациональная напряженность на “Бутырке” присутствует?
— В тюрьме все поменялось с начала двухтысячных. Порядка половины заключенных на “Бутырке” – «цветные», кавказцы у руля, и националистам сложно находиться в таких условиях. Слабые духом ломаются, начинают пресмыкаться, чтобы выжить. При взаимной поддержке политических можно сидеть вполне достойно. Жить можно при любых условиях – даже этих. Кстати, официально рукоприкладство в тюрьме под запретом; когда происходит насилие, всегда допустимо подключить «вора», правда, все зависит от способностей вести жесткий диалог. Не отказываться от своих убеждений, что расценивается как слабость, а жалости уголовный мир не знает.
Впрочем, негативное отношение уже не только к нашим узникам, а к любому, кто, заехав в тюрьму, имеет «черного» потерпевшего, без разницы по какому уголовному делу. Таких русских подтягивают на разговор, который часто может закончиться неблагородной ролью в иерархии камеры.
— Как «правые» ломаются в тюрьме, как все происходит?
— В движении есть определенные приспособленцы или слабые духом  люди, которые, заехав волей случая, меняют шкуру. Их прессанут в камере, они отказываются от взглядов, включают заднюю. Например, есть тут такой, молодой. На него конкретно надавили в одной хате, он начал намаз читать. Когда его перебросили в другую камеру, я его нашел и отписал – ты, правда, исламом страдаешь? Он в ответ, что просто прикалывался. Зеленый флаг ему в руки. Не думаю, что мыши на свободе сердцем поддерживали идеи, нет – отдавали дань моде. Тюрьмы и лагеря проводят чистку наших рядов.
— Порядочно «не русских» садятся за изнасилования. Правда, что к ним весьма терпимое отношение?
— И да, и нет. С одной стороны – практически не «обижают» насильников и педофилов, исключения крайне редки. Есть воровской запрет на «петушение». Но в общих камерах их с ходу принижают до шнырей и травят. Могут сломить с хаты, а такой в любой камере попадает в шерсть. Но администрация чаще закрывает насильников в спецблок, где они прохлаждаются вместе в трехместных хатах. Большинство сексуальных преступников чувствуют себя комфортно, а потом уезжают на «красные» лагеря, где их никто не трогает. Даже больше: маньяки  идут в зоновский актив, такие на хорошем счету у ФСИН и пьют кровь с обычных зеков.
Естественно, «гастролерам» не нравится, что их землякам приходится сидеть приниженно, но из-за отголосков тюремного уклада, выработанного еще русскими людьми, они вынуждены соблюдать правила.