Помимо консультативного характера и правозащитного — привлечение к ответственности. Если ты хороший человек, мы осветим [твою ситуацию], чтобы тебя наградили. Если ты негодяй, мы осветим, что тебя надо гнать с позором из органов. И без разницы, кто ты и что ты, именно твои поступки скажут за тебя.

Из таких громких дел — может, видели ситуацию из Карелии, Алексей Геккин, который «Леша прав»? Всю эту ситуацию полностью запустил я с самого начала. В общем, смысл там такой: полицейский из Беломорска в Карелии сидит у себя дома в выходной день, заходит «ВКонтакте», видит, что у них трое каких-то дегенератов залезли на памятник героям войны Великой Отечественной, ногами встали на него, один зигует, другие там кривляются. И он начинает их парафинить, называет умственными инвалидами, дегенератами. В общем, какие-то оскорбительные слова, но вроде в пределах нормы. А они все подростки. Мамаша одного из них делает скриншоты, вступает с ним в диалог, он ей говорит, что он полицейский. Она такая: «Ах, ты полицейский!».

Сейчас полицейские, со всей этой эпохой охоты на оборотней и ведьм — это одна из самых незащищенных социальных групп. И женщина идет к нему на работу, пишет заявление: типа он оскорбил моего сына, примите меры. То есть ее не парит тот момент, что ее сын, моральный урод, залез на памятник героям войны, ее это не волнует. А что полицейский назвал его тем, кем он является, ее это беспокоит. В отношении него проводят служебную проверку, признают его виновным, там куча, куча процессуальных норм нарушена! Сотрудник пересылает все это мне и пишет: окажи мне помощь юридическую. Я это публикую, по полочкам раскладываю, в чем не прав его начальник — не просто с моральной точки зрения, а именно с юридической. И это вызывает цепную реакцию.

Полицейские со всей страны начинают делать флешмоб — они фотографируются по форме и держат в руках листок: «Леша прав». Это облетает всю страну. Такое же [фото] делает Мария Кожевникова, актриса, бывший депутат. Ситуацию освещают в «Человеке и законе», у Владимира Соловьева, на «Вестях». И в итоге все обвинения снимаются, в Карелию высаживается опять же десант из УСБ, начальника увольняют. Формально он ушел на пенсию по собственному желанию, но его просто вызвал министр по Карелии и сказал: «Давай вали отсюда».

Хорошее дело, простого парня отстояли со всей страны. Он там весь в слезах радости, сам полицейский мужик в возрасте, ему звонят какие-то бывшие одноклассники, которых он 20 лет не видел. Это очень знаковое событие, по всей стране прокатилось.

Следующий момент. В Татарстане сбивает гаишника военный следователь — эту ситуацию полностью раскачивал я. Я первый, кто получил это видео с регистратора, и я это отдаю в СМИ. Сначала дело заминалось, но теперь берет на контроль лично Бастрыкин. [Военного следователя] вроде как должны уволить, но он там, конечно борется до последнего. А гаишнику на день милиции, 10 ноября, президент Татарстана Минниханов вручает медаль. То есть как бы хорошее дело.

Или кинолог Оксана Семыкина. Мы создали огласку, вроде как ее выпустили… Я не хочу полностью на себя тянуть одеяло, там и работа адвокатов, это все в комплексе помогло. На войне все средства хороши. Но сам факт, что ее выпустили из дурдома, в котором абсолютно незаконно ее содержали.

Центр «Э». «Когда какой-нибудь генерал топает ножкой»

Часть вещей, которыми я занимался в Центре по противодействию экстремизму, я не могу, конечно, рассказывать, потому что они составляют государственную тайну. Я ходил как сотрудник на все эти митинги, присутствовал. И к «болотному делу» имел отношение, но достаточно далекое. Например, участвовал в обысках у [Алексея] Навального.

Очень сложно давать оценку [деятельности оппозиции]. Все их упрекают, что это типа там «агенты Госдепа», что они отрабатывают у нас иностранное бабло. Ну, сложно оценить. На примере своей ситуации я могу сказать, что [в отношении меня] возбудили абсолютно глупое уголовное дело из ничего. И вот в моей ситуации видно, какие глупые и незаконные принимаются решения. Я могу сказать, что тут никакой Госдеп не нужен. Они сами плодят эту оппозицию такими незаконными решениями.

К делу Максима Марцинкевича я тоже имел отношение. Когда Марцинкевич ловил педофилов, один из пойманых оказался высокопоставленным судебным приставом — замначальника судебных приставов по всей Московской области [Андрей Каминов]. Это большой чиновник, очень крупная такая рыбешка. И когда я работал в Центре по противодействию экстремизму, мы очень плотно сотрудничали со Следственным комитетом.

И вот когда Марцинкевич его поймал, он обосрал его на всю страну, облил мочой и выложил это в интернет. Это опубликовал LifeNews, и Следственный комитет по факту лишь публикации в СМИ возбудил уголовное дело, но не мог расследовать его дальше — активисты все разбежались, и неизвестно, где был сам Каминов. У них не было ни времени точного, ни места, лишь одна голая публикация в газете.

Следователи звонят мне в ЦПЭ, потому что мы сотрудничали, и говорят: ребята, привет, вы можете нам помочь, потому что вот все эти марцинкевичи и вся это компания — это ваши, можно сказать, подучетники. И вот они просят помочь в сопровождении этого дела. Ну, это же все времени требует, затратно. Мы подходим к начальнику, говорим: звонят из Следственного комитета, хотят, чтобы мы оказали содействие. Начальник отвечает: ну, как бы статья такая —на милицейском языке называется «пиписечная» — не совсем наш профиль. Потому что есть специальные отделы по вот этим вопросам. Тем не менее, это тяжкое преступление. Начальник говорит: поступим так — вы им оказываете содействие, включаетесь в работу, но по итогу он выставляет, что раскрыли это преступление мы.

И вот это такой был странный случай, когда Центр по противодействию экстремизму занимался борьбой с педофилами. Мы включаемся в работу, ловим этого пристава-педофила Каминова, я лично надевал ему наручники на руки.