Сексуальная контрреволюция

Новый рейх объявил войну смерти. Войну человеческому естеству, в котором увядание и смерть — часть непостижимого божественного замысла. Погоня за вечной молодостью стала внутренней идефикс нового западного социума. И очевидна причина: смерть непредсказуема и божественна. А квир-социалисты, как и национал-социалисты, как и коммунисты, не признают над собой иной власти, кроме власти своей Идеи. Идея и Рацио — их Бог. Или они сами Боги и рассматривают человека не как тайну, а как объект эксперимента, мясо. Война со смертью есть война с тайной бытия. Бессмысленная и глупая война с вечностью.

Но там, где идет война против смерти как божественной данности, как мистического итога, неизбежна и война против жизни. Ибо жизнь так же непредсказуема, как и смерть. Так же непостижима. А значит, неконтролируема и опасна.

Европа быстро прошла путь от сексуальной революции, ставшей новым европейским постнацистским ренессансом, до тотальной борьбы с энергией секса — самой витальной, эмоциональной и неподконтрольной части человеческого бытия.

Ибо секс — это свобода. Секс — это опасность. Секс — это звериное в человеке. Но что важнее всего, секс — это зарождение Жизни.

Христианство придавало сексуальному акту сакральность. Божественность и красоту. Эротика была предметом искусства. Желание — проявлением вдохновения. Секс — священным наслаждением Любви. Рождение — чудом.

Новый рейх считает секс производством, а половые органы инструментом. И в соответствии с заветами социалистов прошлого и в рамках нового квир-социализма обобществляет инструменты производства и перераспределяет их, а само производство оптимизирует и ставит под государственно-социальный контроль, делая половую принадлежность нерелевантной.

Сгоревший Нотр-Дам в Париже не знак падения христианской Европы под напором мусульманской. Но странный и мистический знак войны Нового рейха со священной тайной жизни и смерти, явленной в Кресте.

Границы и новая расовая теория

Трансграничность общества, глобализация — это часть создания новой тоталитарной империи. В старые времена диссидент имел возможность покинуть свое общество и обрести новое. Границы страховали свободу личности: многообразие этических и ценностных систем создавало возможность для человека найти свою — или максимально его принимающую, или просто не мешающую жить — среду обитания и реализации.

Новая этическая империя жаждет экспансии и унификации обществ. Так создается новая глобальная деревня, где несогласному не скрыться от блюстителей этической чистоты.

Этическая чистота пришла на смену расовой чистоте. И сегодня на Западе исследуется под микроскопом не форма носа и национальная принадлежность, но этическое прошлое каждого успешного индивида:

нет ли там, в глубине десятилетий, какого-нибудь хоть небольшого, но харассмента, абьюза или просто высказывания, не соответствующего новой системе ценностей. И если есть — падай на колени и кайся.

Европа, которую они потеряли

Революция изолировала Россию от Запада почти на столетие. Освободившись от большевизма, Россия в 90-е годы прошлого века устремилась в Европу. Россия искала приятия, пыталась учиться, мечтала вернуть себе статус европейской страны. И вернуть себе европейские ценности. Ценности прекрасной довоенной Европы. Европы, которая не боялась сложного человека во всем его многообразии. Уважала его свободу любить и ненавидеть. Европы, которая понимала, что природа создавала человека именно как сложное, противоречивое и драматичное существо, и не считала себя вправе вмешиваться в высший замысел. Европы, для которой главной ценностью человека была его индивидуальность, выраженная не в том, как человек занимается сексом, а в том, как мыслит и творит. А самое творчество заключалось в создании картин, музыки, текстов, а не в перекроении собственного тела и придумывании новых гендерных определений.

Такую Европу искала Россия сквозь 90-е. Такой сама мечтала стать.

Нужно ли сегодня пытаться найти союзников там, где их нет?

Европа — покинутый и оставленный на разграбление вишневый сад. Фирсы прячутся от толп мигрантов, Раневские донюхивают кокаин на остатки здоровья, Петя Трофимов пишет еврозаконы, Аня осознала себя квир-персоной, а доживающие маразмеющие Гаевы, что старик Байден, шамкают дежурные слова о добре и справедливости.

Современная Россия безусловно далека от той Европы, к которой стремилась. Но она, очевидно, не хочет и в новый европейский паноптикум.

Наши прогрессисты и западники настаивают: Россия была и есть страна вертухаев и рабов. Это во многом так. Но правда и то, что долгие годы жизни в условиях несвободы, въевшиеся в генетическую память лагерный страх, стукачество, а также молчание и насилие как способы выживания и способы защиты народа от власти и власти от народа — все это требует не революций, а терпения и терапии. Драма Ланцелота в том, что на самом деле он не любил ни Эльзу, ни тех, кого пытался спасти.

Мне отвратительны дух насилия и атмосфера страха. Но это не означает, что я приму превращение страны вертухаев и рабов в страну, где стучат не от страха, а от сердца,

травят не от дремучести, а от просвещенности, где разноцветные (включая белый) Швондеры от BLM входят в дома и требуют профессуру присесть на колено, поделиться жилплощадью и сдать деньги на помощь оголодавшим Флойдам.

Россия прошла все это в 17-м. И феминитивы, и прочие надругательства над языком, и попытку освободиться от половой или культурной принадлежности, и собрания с обсуждениями морального облика, и массовые требования трудящихся, и даже детей, предающих своих родителей, — так случилось недавно в США, когда девочка-демократка сдала своих родителей-трампистов полиции*, узнав, что они участвовали в протестах и штурме Капитолия. Все это было. И как удивительно видеть западный мир, словно впервые грезящий сладкими снами Веры Павловны, и как странно наблюдать горящие глаза и наивные речи новых русских разночинцев, ведущих моральный террор против несогласных не хуже уличного ОМОНа.

А несогласных много, и это вовсе не «дремучие» ортодоксы. Это современные, веселые и свободные люди, образованные и успешные, открытые новому, любящие жизнь во всем ее многообразии. Русские, европейцы, американцы, втайне мечтающие о том, чтобы прошли эти странные и темные времена. Они боятся подать голос. Боятся стать объектами сетевой травли в России. Подвергнуться моральному террору, потерять работу и финансирование на Западе.

Им как воздух необходима поддержка. Необходимо, чтобы их чувства и мысли были оформлены в слово, а слово было поддержано волей и организацией. А значит,

пора ясно и внятно сформулировать новую правую идеологию,

идеологию вне радикальной ортодоксальности, но строго и непримиримо отстаивающую ценности сложного мира в опоре на сложного человека.

Русские разночинцы говорят нам: Россия в хвосте прогресса.

Нет.

Благодаря стечению обстоятельств мы оказались в хвосте безумного поезда, несущегося в босховский ад, где нас встретят мультикультурные гендерно-нейтральные черти.

Надо просто отцепить этот вагон, перекреститься и начать строить свой мир. Заново строить нашу старую добрую Европу. Европу, о которой мы мечтали. Европу, которую они потеряли. Европу здорового человека.

НГ