В преддверии демонстрации 19 января корреспондент Рабкор.ру Владимир Петров встретился с участником антифашистского движения Алексеем Гаскаровым для того, чтобы обсудить деятельность анонимного «Комитета 19 января», узнать о положении ультраправых на российской политической сцене, проанализировать текущие протесты и роль «респектабельных» националистов в них, а также узнать мнение своего собеседника о феномене трудовой миграции и ситуации на Северном Кавказе.
За прошедший год произошло много знаменательных событий. Никита Тихонов и Евгения Хасис были признаны виновными в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой. Тихонов получил пожизненное, Хасис — 20 лет. Через полгода на собственной гранате в Запорожье подрывается Алексей Коршунов, который подозревался в том, что убил федерального судью Эдуарда Чувашова и антифашиста Ивана Хуторского. Можно ли считать это неким окончанием главы, посвященной деятельности неонацистского подполья в Москве? Все ли виновные в этих резонансных убийствах были пойманы и наказаны?
Действительно, многие резонансные убийства делались одними и теми же людьми. Понятно, что не все они пойманы. По данным следствия на свободе осталось как минимум 5 человек, но не думаю, что они представляют сейчас какую-то опасность.Но данную группу можно выделить на фоне всех остальных тем, что они не являлись сборищем чокнутых маргиналов, какими, к примеру, были банды Рыно-Скачевского, НСО-Север или Спас. Эти люди были в основе правого движения начиная с 90-х годов, имели связи с властями и правоохранительными органами. Но в итоге немаловажную роль в деморализации нацистского подполья сыграл сам процесс по делу Тихонова и Хасис, во время которого «основа» проявила себя как сборище трусливых крыс, готовых сдавать друг друга при малейшей угрозе. В целом, активность нацистского подполья во многом завязана на внешние факторы и политическую ситуацию и простыми полицейскими методами это проблему не решить. Если сейчас их, действительно, удалось разгромить, не факт что через какое-то время не будет нового всплеска. Для полной победы необходимо лишить нацистов их социальной базы, которая подпитывается в условиях антисоциальных реформ, отсутствия демократии, экономического кризиса и абсолютно не прозрачной государственной политики в области миграции и бюджетного финансирования регионов. Без смены политического курса можно добиться какого-то результата, но полностью искоренить проблему вряд ли удастся.
Эксперты информационно-аналитического центра «Сова» заявляют о снижении количества преступлений на почве расовой и религиозной ненависти. Связано ли это с тем, что правоохранительные органы в последние несколько лет, в особенности, после «манежной площади», стали более эффективно работать в этом направлении?
Реальная работа началась гораздо раньше, где-то после убийства Алексея Крылова. Сейчас по некоторым оценкам около двух тысяч нацистов находятся на зонах, многие из них никогда не выйдут на свободу, а те, кто сидит, занимают самые последние места в уголовной иерархии, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Во многом это результат деятельности антифашистского движения. Если бы не было массовых нелегальных демонстраций, посвященных, в том числе, и ответному насилию со стороны антифашистов, а так же последующей соответствующей политической реакции, менты бы никогда бы не стали так активно заниматься нацистами. Их всегда было удобно не замечать, а так же поддерживать в качестве некоего ресурса в случае «оранжевой революции». Но в какой-то момент, как мне кажется, нам удалось правильно расставить акценты.
У большинства людей в антифашистском движении было понимание, что есть черта, которую нельзя переходить — убийство своих политических оппонентов. Поэтому основная стратегия была направлена на власть, а не нацистов как таковых. И практика показывает, что это решение было правильным.
В то же время полиция активно заводит дела и на антифашистов, этим, в основном, занимаются печально известные опера из центра по противодействию экстремизму. Насколько все серьезно на данный момент? Считаешь ли ты, что 282 статья (возбуждение ненависти в отношении определенной социальной группы) должна быть отменена или переработана в соответствии с российскими реалиями?
Проблема «экстремизма» и подведенного под это понятие законодательства лежит в области дефиниций. Наверное, теоретически можно было бы дать четкие определения, но я не уверен, что у властей была такая цель. Введение таких конструктов как «социальная группа», «социальная рознь» явно переводит тему борьбы с экстремизмом в репрессивный инструмент, направленный против любой критики представителей власти.
В связи с этим и создание центра «Э», если учесть, что ему не была вменена борьба с терроризмом и исламским фундаментализмом, больше обусловлено политическими причинами. Ну и совсем нездоровыми выглядят практика их деятельности и непомерно раздутый штат, который только вырос после милицейской реформы.
Особенно ярко, это проявляется в регионах. Здесь можно вспомнить пресловутую историю в Нижнем Новгороде, когда борцы с экстремизмом верстали фальшивые удостоверения членов некоего движения «Rash-antifa», а потом подбрасывали их при обыске, чтобы подвести под свою 282 статью.
Я не уверен, что статья «за разжигание», а также ряд других положений уголовного кодекса, которые выступают в качестве отягчающих обстоятельств, должны быть отменены полностью, но существенно переработаны — точно. Помимо четких определений, должна быть какая-то связь с реальностью. Должны существовать дополнительные санкции за разжигание ненависти на основе идентификаторов, которые никак не зависят от личности человека — это национальность, раса, сексуальная ориентация и т.п. Во всем же остальном достаточно и того законодательства, которое есть сейчас.
В связи с тем, что за последнее время сотни ультраправых активистов были посажены, а количество неонацистского насилия сходит на нет, выполнены ли, на твой взгляд, те цели, которые ставил перед собой «Комитет 19 января» ? В каком направлении должна развиваться риторика этой общегражданской кампании?
Можно считать, что достигнута некая цель первого уровня, которая заключалась именно в подавлении наиболее жестких форм активности ультраправых. Но проблема национализма и ксенофобии сама по себе никуда не исчезла, и никуда не исчезли те причины, которые их порождают. Здесь есть определенная сложность в том, что состав комитета разнороден, и у каждой политической группы могут быть какие-то свои решения. В данный момент инициатива развивается как гражданское и социальное движение, но в какой-то момент, возможно, придется более четко определить политическую составляющую.
В прогремевших на всю страну многотысячных акциях протеста против фальсификаций на думских выборах различные ультраправые и консервативные силы, зачастую маскирующиеся под маской «европейских респектабельных националистов», пытаются всеми силами принять участие. Как ты оцениваешь шансы подобных лидеров получить симпатии народа? Где проходит грань между пещерным шовинизмом, расизмом и умеренным национализмом?
Если не считать Навального, то никаких «европейских респектабельных националистов» у нас нет. Здесь не надо проводить никаких граней — достаточно посмотреть кого, к примеру, участники «Русских» маршей считают узниками совести.
В целом, национализм и демократия могут быть совместимы только на словах. На практике в основе первого лежит авторитарность и дискриминация, понятия не совместимые с демократическими ценностями. Но я не вижу особого смысла в обсуждении взглядов каких-то отдельных людей, важны дела и программа действий, вокруг которой возможна консолидация.
У меня есть убеждение, которое, в основном, базируются на том, что я видел в Европе. В случае демократических перемен, популярность правых сильно снизится. На Западе гораздо больше проблем с миграцией, культурными конфликтами, чем у нас. Тем не менее, правые занимают свою определенную маленькую нишу, которая, конечно, в какие-то моменты может расширяться. Но вот популярность правых в России во многом обусловлена факторами, напрямую с ними, никак не связанными. Это и непрозрачность принятия политических решений в стране — финансирование Чечни, отсутствие «места для дискуссий», экономическая политика, подчиненная интересам крупного бизнеса, заинтересованного в снижении издержек на оплату труда, слабость других политических групп и т.д.
Для того, чтобы не было необходимости в многочисленных дискуссиях на этот счет, в основу нового гражданского движения должны быть положены принципы, которые заранее бы отсеивали людей, пытающихся использовать протесты для своих личных политических целей. Это должны быть простые и очевидные для большинства вещи, например, тот же антифашизм/антирасизм. Сейчас в колонне правых на митингах постоянно поднимают флаги с откровенно фашистской символикой и никто, из так называемых, «европейских респектабельных националистов» не предпринимает никаких усилий для того, чтобы этих флагов там не было.