Маски, модуляторы и показания по WhatsApp: секретные свидетели в российских судах.

Секретные свидетели — очень удобный для российских силовиков судебный инструмент. Так можно скрывать внедренных для разработки оперативников. Или конструировать недостающие в уголовном деле доказательства. ОВД-Инфо на примерах разбирает, как и зачем прячут свидетелей.

Как правило, поводом для засекречивания становится угроза безопасности самого свидетеля или его родных и близких. «Грубо говоря, за показания они могут поплатиться здоровьем, а то и жизнью. На практике это часто используется, к сожалению, безосновательно — особенно по политическим делам», — рассказывает юрист ОВД-Инфо Екатерина Селезнева. По ее словам, на практике рассекретить свидетеля почти невозможно: даже если доказательств опасности нет, суд, уже признавший существование угрозы, просто не будет спорить со своим собственным постановлением.

«В моей практике ни одного свидетеля не рассекретили», — говорит адвокат Дмитрий Динзе. Он часто сталкивался с использованием засекреченных свидетелей в судах. Адвокат рассказывает, что секретные свидетели, как правило, появляются в середине разработки уголовного дела, когда обстоятельства уже известны (или придуманы — ОВД-Инфо) и их необходимо подтвердить.

«Тогда секретные свидетели озвучивают сведения, которые никак нельзя проверить или оценить. Например, что они что-то слышали от обвиняемого», — говорит Динзе.

При этом секретный свидетель не обязан отвечать на вопросы адвокатов и подзащитных, если эти вопросы угрожают раскрыть его личность.

Динзе сравнивает секретных свидетелей с наемными понятыми — это сторона, которая должна быть независимой, но как правило работает в интересах следствия. Секретными свидетелями могут стать как реальные свидетели, найденные во время следствия, так и внедренные работники спецслужб. Либо это может быть обвиняемый, согласившийся на досудебную сделку со следствием.

Ультраправые и дело «Нового величия»

Еврейский центр «Сова» больше шестнадцати лет зачем-то наблюдает за национализмом и политическим радикализмом в России. Его глава Александр Верховский рассказывает, что спецслужбы практически не использовали внедренных агентов при разработке ультраправых группировок. Потому что сделать это было практически невозможно.

Во-первых, эти группировки часто состояли из подростков, которые хорошо друг с другом знакомы. Во-вторых, агентам пришлось бы приложить большие усилия по мимикрии, потому что ультраправые нападали на людей на улице, часто — с применением оружия. Внедренным агентам как минимум пришлось бы кого-то резать, а не болтать языком.

В 2008 году нацисты из группировки НСО-Север заподозрили одного из своих соратников в том, что он работает на спецслужбы и «сливает» им информацию. Николая Мельника (скорее всего, это псевдоним для агентурной работы) избили, а затем задушили. Тело отнесли в ванную. Там ему отрезали голову. Все происходящее нацисты снимали на видео. Был ли Мельник агентом спецслужб — неизвестно до сих пор.

Глава «Совы» рассказывает, что в уголовных делах по ультраправым также были завербованные свидетели. Но сразу отмечает, что завербованного человека могли не представлять в суде именно как секретного свидетеля. Он просто мог давать показания в рамках процесса.

«Ни он сам, ни оперативники не заинтересованы говорить, что этот свидетель был завербован раньше. Потому что это может подорвать дальнейшую работу. А так он, может, еще останется в поле и будет дальше приносить пользу. Люди из ультраправого движения, которые давали показания на других, — они же не вычеркивались навсегда. Они оставались в среде», — говорит Верховский.

«При этом внедрение не обязательно же обозначает провокацию. Человек может ничего и не провоцировать, но наблюдать, общаться. Этого достаточно. В этих разговорах он набирает достаточную базу. „Новое величие“ — такой печальный случай, что люди настолько ничего сами не делали, что их надо было на что-то провоцировать», — продолжает эксперт.

Дело «Нового величия» во многом стало резонансным благодаря тому, что его, по сути, сконструировал секретный свидетель. По популярной версии — агент-провокатор правоохранительных органов. Пользователь Telegram под ником «Руслан Д» собирал членские взносы и написал устав организации, которую силовики потом назовут экстремистской. Обвиняемым он представился Русланом Даниловым. В деле он проходит под псевдонимом Александр Константинов. Адвокат одного из фигурантов дела Светлана Сидоркина предполагает, что Константинов был штатным осведомителем (но на практике доказать это практически невозможно — ОВД-Инфо).

При этом фотография Константинова находится в свободном доступе в сети. «Фактически, его все видели. Уже по одному этому обстоятельству необходимости в засекречивании его данных не было», — рассказывает Сидоркина.

При этом, по версии обвинения, «Руслан Д» не является работником спецслужб (об этом же он сам заявлял «Дождю»). Согласно материалам дела, он участвовал в «Новом величии» для «последующей идентификации участников», чтобы после сдать их полиции.

Неполадки с техникой и одеждой

Чтобы скрыть личность такого свидетеля, в судах стоят модуляторы голоса. По сути, обычный микрофон с динамиком и специальная программа. Согласно инструкции, сам свидетель в этот момент находится в другой комнате и видит трансляцию из зала суда.

На практике технические средства для сокрытия личности есть не всегда. На предварительном следствии по делу «Балтийского авангарда русского сопротивления» (БАРС) в калининградском ФСБ для коммуникации с секретным свидетелем понадобилось сразу два следователя. Один вносил слова адвоката Динзе в протокол и зачитывал их голосовыми сообщениями в WhatsApp, второй присылал ответы секретного свидетеля.

Случаются и другие технические несуразицы: в уфимском деле «Хизб ут-Тахрир» на стенограмме допроса секретного свидетеля Руслана Шарипова суд постоянно прерывается для устранения технических неполадок. «Хизб ут-Тахрир» — это исламское политическое движение, проповедующее ненасилие, но в России оно числится в перечне запрещенных террористических организаций.

По этому делу сроки от 5 до 24 лет получил 21 человек. При этом обвиняемые сообщали о пытках, а адвокаты указывали на множественные нарушения: например, утерянные томы дел. Общественный защитник и мать одного из осужденных Миляуша Нурлыгаянова говорит, что в одном из утерянных томов было сразу несколько секретных свидетелей, но в суде выступил только один.

Во время опознания фигурантов дела, рассказывает Нурлыгаянова, у секретного свидетеля Шарипова сполз капюшон, и обвиняемые смогли разглядеть его лицо. На допросе они заявили, что Шарипов — оперативник ФСБ. В суде оказалось, что Шарипов знает всех обвиняемых в лицо и диктует их полные домашние адреса. Даже вопреки тому, что многие обвиняемые, по версии защиты, не знали друг друга до начала процесса. И несмотря на то, что, по версии следствия, организация была жестко законспирирована. В делах по «Хизб ут-Тахрир» в других городах тоже допрашивали тайных свидетелей.

В деле о разбитом окне и дымовой шашке в офисе «Единой России», по которому арестовали аспиранта мехмата МГУ Азата Мифтахова, тоже был секретный свидетель на очной ставке. На этот раз в маске. Этот человек якобы видел Мифтахова у офиса «Единой России» в Ховрино в день атаки. Свидетель в маске утверждает, что наблюдал за событиями с расстояния в 10–15 метров и смог опознать аспиранта МГУ по «выразительным бровям». Интересно, что само опознание произошло спустя год после событий.

Адвокат Мифтахова Светлана Сидоркина говорит, что в этом деле секретный свидетель был нужен, чтобы «закрепить» задержание аспиранта и заключить его под стражу. Изменение голоса не понадобилось — Сидоркина говорит, что Мифтахов не узнал голос человека в маске.