А тех мигрантов, которые выходят из своих общежитий только для того, чтобы купить еды, и зарабатывают деньги для своей семьи на родине, — их нужно интегрировать в общество? И возможно ли это в принципе?

Конечно, возможно. Приезжающие люди должны интегрироваться в общество хотя бы потому, что им нужна работа, желательно стабильная, — это и называется экономической интеграцией. Но и социальная интеграция очень важна, потому что независимо от того, разные ли это этнические группы или разные слои населения, чем выше интеграция разных групп, составляющих общество, тем лучше оно живет и работает.

Асель, Киргизия, город Бишкек: В Россию я приехала примерно полгода назад. На работу еще не успела устроиться. Сейчас сижу дома с детьми. На улицу иногда хожу, но проблем с полицией у меня не было. Заразиться я не боюсь, знакомых у меня нет, кто болел бы. Когда этот коронавирус закончится, я думаю уехать обратно домой.

Александров: Чем больше доверия между людьми, тем легче всем жить. Если общество фрагментировано, возникает межгрупповая — например, классовая — неприязнь и недоверие. Если общество фрагментировано до уровня семей и индивидов — просто все друг другу не доверяют. В обществе должно быть разнообразие, но при этом связанное разнообразие, при котором люди друг другу доверяют.

Если у нас есть разные этнические группы, и они друг к другу хорошо относятся, сохраняя при этом свою узбекскую, грузинскую, русскую и так далее культуры, — почему бы и нет? Интеграция — хорошее понятие, поскольку она не предполагает ассимиляции.

Опустимся от научных понятий к обыденной жизни и представим себе дешевый узбекский ресторан, где готовят лагман и плов. Там работают приветливые, говорящие по-русски ребята. Вы с ними разговариваете на общие темы, вы можете обсудить игру «Спартака» и «Зенита» или еще что-то. Вас покормили, вы сказали спасибо и ушли. Вы даже рады, что это не русские ребята, а узбекские, которые готовят свою узбекскую лапшу. Но они, конечно, интегрированные, иначе вы не могли бы поговорить с ними.

А таких интегрированных трудовых мигрантов большая часть у нас в стране или все же меньшая?

В разное время по-разному. Экономическая реальность (и вообще реальность миграции) состоит в том, что число мигрантов в стране определяется преимущественно экономической ситуацией и востребованностью их труда в тех или иных сегментах экономики.

Я все время говорю людям, что от государственной политики («больше мигрантов» или «меньше мигрантов», каких-то обсуждений на эту тему) мало что зависит

Если рубль стоит хорошо по отношению к доллару и к среднеазиатским валютам, если в стране успешно растет строительство, то нам все время нужно большое количество людей, которые будут работать на стройках. Из русской глубинки их уже не взять, а тем более — из городов.

В наших городах есть и дефицит высококвалифицированных рабочих — например, на верфях не хватает опытных сварщиков. Но этих людей нужно не много, а строителей, грузчиков, уборщиков, работников сферы обслуживания — много.

Бизнесу нужно, чтобы трудовые резервы были подвижны. Дали деньги на строительство, открыли фонды — нужно пять тысяч человек. Закрыли — пять тысяч человек оказались на улице. Вы не захотите в этом случае иметь дело с местными жителями, поэтому для этих целей те или иные мигранты используются во всем мире. Хорошо это или плохо — сказать трудно, но такова жизнь.

Чингиз, 19 лет, Киргизия: В России я уже два года. Я работал курьером раньше, работаю и сейчас, но в нынешней ситуации мы не работаем, сидим дома из-за карантина. Денег нет, работы нет. На улицу я почти не хожу, проблем с полицией у меня не было из-за этого. Я боюсь заразиться, но у меня нет знакомых, кто болел бы. А знакомых у меня тут много.

Александров: Возьмем, к примеру, сезонные сельскохозяйственные работы. Богатые и успешные страны вроде Норвегии приглашают студентов со всей Европы собирать землянику. А в США зовут делать то же самое мексиканцев. Так происходит и у нас. В сельском хозяйстве привозят людей из глубинки (российской, кстати, преимущественно), а в строительстве — людей из Средней Азии. Как мне говорил один бизнесмен, нельзя будет привозить из Средней Азии — будут везти из Китая.

Из-за пандемии коронавируса этот порядок оказался сломан — огромное количество мигрантов неожиданно остались без работы. Что будет дальше?

Ситуация поменяется. Прежде всего у нас назревает спад экономики. Очевидно, что квартир будут покупать мало, а строить — еще меньше. Это означает, что людям, которые работали в строительстве, станет нечего делать. Рестораны временно закрыты. Какие из них выживут — никто не знает. Если раньше во многих заведениях были полулегальные работники, жившие в подсобках и убирающие помещения по ночам, теперь они не нужны. Помимо того, что не все рестораны выживут, люди станут ходить в них меньше, да и денег у них будет мало.

У всех рабочих мигрантов резко сократился рынок труда, и он нескоро начнет расти. Я склонен думать, что коронавирус с нами останется на какое-то время

Еще одна сторона дела состоит в том, что люди, теряющие работу, готовы практически на любую — в том числе и на курьерскую. А почему нет? Подобно тому, как люди, теряющие бизнес, могли идти работать в Uber или в «Яндекс.Такси». Знаете, бывает, вызвал Uber, приедет за тобой какая-нибудь роскошная машина, спросишь водителя — мол, как так? А он отвечает: да вот бизнес потерял, теперь таксую.

Вся ситуация на низкоквалифицированном подвижном рынке труда отжимает оттуда мигрантов. Приходят местные жители, и их предпочитают нанимать — по разным причинам. Если вы обеспечиваете доставку, то предпочтете скорее взять говорливого образованного студента старших курсов, чем человека, который не так уж свободно говорит по-русски. Это, может быть, и плохо, но невозможно внушать бизнесменам, что они должны действовать иначе.

Кстати, когда мы изучали эту тему в 2012-2013 годах, единственной сферой реальной конкуренции между русскими и другими этническими группами был транспорт — маршрутки. По большей части местное население не конкурирует с приезжими, поскольку мигранты у нас, как и во всем мире, готовы работать в зоне очень высоких рисков. Возьмем питерские 24-часовые небольшие магазины — большей их частью владеют азербайджанцы и армяне, а работают у них узбеки и таджики. Вот этот малый и средний бизнес примет на себя первый удар падения покупательной способности населения.