Отвлекаясь от идеологической канвы: недавно книжные лавки ломились от книг Дмитрия Лекуха; этакий приправленный нацизмом гоп-роман о доблестных околофутбольщиках, лупящих «чурок» и нюхающих героин. Тебе было интересно?

Совершенно неинтересно, потому что между подобной контркультурной формацией и системой в принципе не может возникнуть никакого серьёзного противоречия: движняк вокруг футбола интегрирован в систему, а, следовательно, является одним из её товаров, выражающихся, например, в творении Лекуха. Впрочем, мне до его продажности нет никакого дело, т.к. с околофутболом меня связывает лишь то, что однажды его деятели хотели порешить моего друга.

По правде, правая проза достаточна скудна. Гораздо больше выходит тюремной мемуаристки, честной и сделанной обалделым языком. Я, как ненавистник пораженческой российской классической литературы, предполагаю, что русская проза родилась на полях войн, в тюремных застенках и эмиграции. Теперь мы стали, ты это уже отметил выше, очевидцами новой каторжной волны?

Тот же Лимонов в «Другой России», в лекции «Трупный яд XIX века», замечательно обрисовал такое поверхностное понимание русской классики. А если вспомнить биографии «основы»? Например, я уже старше, чем Достоевский, когда его «в шутку» расстреляли, а ведь этот титан мировой литературы чалился на каторге, что сильнейшим образом на него повлияло. Если идти дальше, то прекрасны размышления террориста Савинкова в его конях, несущихся к последнему откровению. Леонид Андреев, хоть и не воевал, но написал потрясающий «Красный смех», который приводил в ужас людей, познавших окопную жизнь. И вообще, русская «пораженческая» литература самым решительным образом повлияла на всё революционное движение в России. Более того, революция в России, как и культура, была, безусловно, литературоцентрична. Скифы, т.н. литературные попутчики, белая исповедь террориста Ларионова, – вся наша настоящая литература, т.е. литература национальная, прочно связана с преодолением, переживанием, переосмыслением, со всем тем, что начинается с перекладины буквы «п». В ней нет откровенного пораженчества, это скорее изживание человеческого, в смысле скучной мирской рутины. Постоянное и неистовое преодоление себя. Кому это не открылось, тому просто пока не повезло.

Да, в последнее время прямо каторжно-мемуарная волна нахлынула: Миронов, Шульц, Изгой-282 и др. записки из-за колючки. Мемуары разного качества и литературных достоинств. После их прочтения они слились в моём сознании в некий постоянно работающий посадочный Комбинат, как у Кена Кизи, который лепит срока всем, чтобы никто не ушёл обиженным. Всё идёт к тому, что каждый из нас может стать не просто очевидцем, но и участником этих посадок. Для себя я решил, что если придётся побыть в тюрьме, то никаких мемуаров об этом в жизни писать не буду. Лучше напишу про поход за грибами, лес, речку и ёлочки.

Щекотливый вопрос, за который могут сожрать в комментариях. Некоторые еврейские авторы – Довлатов, Веллер, Лимонов, гораздо ближе народу, и мне, чем многие офрусские иконы…

Лимонов – еврей? К слову, как раз сегодня на книжной ярмарке увидел в ящике с макулатурой его томик за пятьдесят рублей. Купил. Вообще Эдуарду, несмотря на его недостатки, нельзя отказать в честности. Например, он не называет себя революционером и идеологом, в отличие, скажем, от тысяч правых, которые думают ровно наоборот, поэтому относятся к нему слишком серьёзно, не понимая, что, по сути, Лимонова надо просто читать и радоваться его остроумию. Интересные наблюдения от человека, побывавшего в разных ситуациях. Мне нравится его зачастую детская восторженность. Опять же, Веллер – еврей? Я полагал, что немец. В независимости от этого он очень талантлив. Довлатова я пока не читал, когда-нибудь доберусь и до него. Еврейская же литература – именно по содержанию, а не только по автору, например, «творчество» Людмилы Улицкой или «Голем» Майринка, где этот немец проводил алхимические опыты с иудейской мистикой, как правило, русским знакома исключительно в пределах узкого интеллектуального сообщества, которое, как известно, имеет мало общего с нашим народом. А вот тот же Есенин известен и любим повсеместно.

Ранний Лимонов не скрывал свою «еврейскую» волну, Веллер вообще-то не думает, что он немец. :) А так, мне чувствуется, – Довлатов и Лимонов популярны из-за того, что стали над еврейским гетто, и не завирались. Исключительно еврейские литераторы – предмет, который спокойно надо игнорировать…

Мне нет дела до поиска еврейских корней авторов. Обычно такой «след» виден по самому тексту, скатывающемуся у таких авторов к уровню воплей в пустыне, обвинений гоев и к прочей переднеазиатской гадости. У Веллера и Лимонова я этого не замечал, их произведения мне нравятся.

Прошлой осенью накрылся медным тазом долгоиграющий скинхэд-журнал «Предельная Ненависть». Официальные причины – низкое скачивание выпусков. Как небольшой некролог – твои реплики, и любопытно узнать мнение в целом за мир правой прессы…

Издание было действительно достойным и самым интересным из всей правой прессы. С удовольствием читал бы и сейчас. Правда, жаль, что к концу оно отказалось от музыкальных рецензий. Всё-таки, если ты открываешь именно скинхед-зин, то ожидаешь прочитать что-нибудь субкультурного характера, и в основном ради рецензий я его и читал, так что был весьма удручён их отсутствием в последнем номере. Как по мне, то «правая» пресса на данный момент в России практически отсутствует, за исключением малоизвестных изданий. Из зарубежной стоит похвалить греческие зины «Omerta Terrormachine», а также их коллег-конкурентов из «BH Hellas». В целом же, «мир» правой прессы напоминает не мир, а какую-нибудь страну, например Уганду или Родезию. Помимо зинов я бы советовал народу читать там, не знаю, – братьев Юнгеров и Штрассеров, Алена де Бенуа, Шульгина, Устрялова, Ильина, Меньшикова и др. Это всё гораздо полезней.

Недавно, ты, наконец-то, замахнулся на святое святых верующих в «священную расовую войну» – книги Вильяма Пирса, неонацистский Голливуд. Давай поговорим подробнее за способности доктора Пирса.

Вообще фраза звучала так: «Я уважаю того же Пирса, но его «Дневники Тёрнера» настолько серы, что в литературном смысле их никак нельзя сравнить с творениями Нестерова или Честного». Вроде сказано предельно ясно и чётко, но меня мало кто понял. Это как раз той случай, когда авторитет весит больше истины. Как-никак, Пирс написал самые известные «белые» произведения в мире. Но с художественной точки зрения его «Дневники» действительно безжизненны, механичны и напоминают чертёж или электрическую схему, выполненную по устаревшему ГОСТ-у. Я оценивал именно художественную составляющую его книги, а она не очень высока. Ниже, чем у того же Честного.