Порой мне снится один кошмар.
Он начинается всегда одинаково – сначала в дверь сильно барабанят, а потом вышибают её мощным ударом ноги. В квартиру врываются несколько здоровенных лбов. В руках у них стальные страпоны, которыми они выбивают долги. Ведь теперь государство заставляет всех граждан брать кредит под 14,88% на покупку протеина.
Я отталкиваю дуболомов, выбегаю на балкон, и спускаюсь вниз по трубе. Когда-то в прошлой жизни я планировал так сбегать от полиции, но теперь бегу от национальной революции. Мне есть чего опасаться – я не вступил в финансовую пирамиду и не купил Вепрь. По новым законам за это полагается смертная казнь.
Во дворе на меня с грустью смотрит русский дворник. Его презирают и избивают точно также, как и таджикского предшественника, но зато теперь, чтобы дворник не убегал от преследователей, его приковали длинной цепью к ограде. Наконец-то в жизни воплотилась идея о кастовом обществе. Дворник печально вздыхает и говорит:
— А я ведь хотел быть космонавтом.
Ишь, шудра, размечтался!
Я пробегаю мимо новой электростанции. На сотнях перекладин, вырабатывая бесплатную энергию, крутят солнышко турникмэны. К спортсменам подключены провода, которые, как говорят, питают электричеством виртуальные сети по продаже фирменной одежды. Отныне это главная статья нашего экспорта, благодаря которому экономика всё ещё держится на плаву.
Вообще страна понемногу становилась европейской. Главной реформой стал проект десоветизации, в рамках которой расстреляли всех, кто был старше пятидесяти. А ветеранов заспиртовали и выставили в Кунсткамере, чтобы Россию наконец впустили в ЕС. К слову, на весь проект не потратили ни копейки дополнительных средств – ведь теперь не нужно было платить пенсии.
В переходе толпа подростков кромсает ножами обычного прохожего. Не понять – на лицах кукольные маски или просто четырнадцать лет? Убитый даже не бомж, они давно закончились, а просто какой-то человек. Наверняка русский. А ещё он из маленькой породы, какая носит бухгалтерские портфели и так и не накопила на машину.
За такими нынче охотятся. Впрочем, как и за мной.
Не спрятаться даже в разрушенных кварталах – там до сих пор идут затяжные бои. Вотанисты сражаются с исусовцами, ост-балты бросаются в штыковую на нордидов, зожники тыкают розочкой в схешников. Когда затихают бои, уставшие воины поют про Гитлера, который вот-вот прилетит из Асгарда. Впрочем, некоторые утверждают, что он приплывёт из Антарктиды, и это тоже вызывает кровавые столкновения.
Зато по вечерам все вместе они сходятся на стадион. Там, как в Нюрнберге, реют полотнища. На них – герои. Действительно, без шуток и скабрезности – герои. Разных времён, но устремлённых к единой цели – России. Белые, земляные, казачьи лица. Кто-то в папахе и с кинжалом, кто-то грустный и с автоматом. Кажется, что они морщатся от ветра, когда толпа начинает им поклоняться. Но изображения давно мертвы и могут только хмурится.
Но это не останавливает фанатиков. Я не нравлюсь им. Наверное, потому что не пишу Каждое Слово С Большой Буквы. Или потому что умею видеть много оттенков, где главный, всё-таки, белый. Я знаю много таких же парней и девушек, которые не заморачиваются по мелочам. Это достойные люди. Чаше всего они молчат или вынуждены согласиться с нелепостью, чтобы хоть что-то делать, чтобы не сидеть сложа руки.
Но вооружённая злыдота вот-вот кинется на них и растерзает.
К счастью, я вовремя просыпаюсь.
Пошатываясь, выхожу на балкон, и смотрю вниз. А там – раздроченный двор и поломанные, как спички, лавочки. Ветер лениво играет в стеклянные кегли. И над стоящей автострадой, над мусорками и хмурыми обезличенными людьми тянется привычный утренний стон-выблядок.
Утираю пот со лба.
И понимаю, что, не смотря на эту грязь и мерзость, всё может быть намного, намного хуже.
Володя Злобин