Два слова на букву «И»

Илья и Ира — те самые «настоящие буйные», без которых ни в одном пруду воду не разбермудишь. При этом друг от друга они отличаются больше, чем Москва и Питер.

Бородатый и сильный Пинигин — очень редкий в России тип боевого еврея, я таких видел только в ЦАХАЛе. Адская смесь интеллигентской жестоковыйности и шальной пацанской маскулинности дает потрясающий эффект. После знакомства с Ильей я больше никогда не буду смеяться над лживыми белорусскими анекдотами про Абрама в партизанском отряде.

Андрианова — полная противоположность, причем не только по половому признаку. Гуттаперчевая женщина, философ по образованию, журналист по профессии, персонаж из песен Вероники Долиной. Ее дом летает, она живет без затей, ей сын рассказывает сон — в общем, жизнь удалась. На передовую заборобоя угодила, как и все ее соратники, в результате закономерной случайности.

— Я с юности увлекаюсь походным туризмом, карту Ленинградской области могу по памяти нарисовать, — рассказывает Ирина. — И вот где-то с середины нулевых стала замечать этот заборный кошмар: на байдарке зачалиться некуда, по берегу больше ста метров спокойно не пройдешь. Однажды мы с друзьями плыли на катамаране по Рощинским озерам, решили выйти на берег — на нас самозахватчик чуть кавказских овчарок не спустил. С тех пор решили делать это демонстративно и принципиально. Болгарки у нас не было, поэтому поначалу мы просто сносили препятствия руками, а где не могли, перелезали. Потом появился Илья с бензорезом — стало веселей.

У Пинигина дорожка к заборобоям похожая: интеллигентная семья, походы с отцом, первые конфликты с подзаборными жлобами, поиск в интернете единомышленников, многочисленные, но неудачные попытки действовать в юридическом поле, наконец акции прямого действия.

Питерская группировка была не первой, кто повел непримиримую борьбу с самозахватчиками. Пионерами в этом деле стали саратовские активисты, потом проснулись Псков и Краснодар, сегодня в стране уже десятки очагов организованного сопротивления незаконному и полузаконному заборострою. Большинство инициатив координируется Всероссийским общественным движением «Открытый берег».

Есть и первые жертвы: недавно к длительным срокам тюремного заключения были приговорены краснодарские активисты, ведущие борьбу со строительством на береговой полосе в окрестностях Геленджика. Пинигин и Андрианова тоже ходят по краю — они уже оспаривают штраф, к которому их приговорили по административному делу, а недавно по факту очередного заборобоя была возбуждена уголовка. Илья и Ира пока проходят как свидетели.

— Илья, а почему ты решил строить корабли? У тебя ведь лицо интеллигентного человека.

— Оно мне досталось в результате учебы на вечернем отделении Педагогического института имени Герцена. Но пока я учился, приходилось зарабатывать деньги руками — на стройках, на предприятиях, где угодно. После вуза проработал в школе три года, но не выдержал. Там все время думать приходится, а я не люблю, когда голова забита не тем, что мне интересно. На заводе я по крайней мере вижу результат своего труда. Да и не такое это простое дело — выпиливание металлоконструкций. Тут ума требуется ничуть не меньше, чем в школьном классе.

На счету питерского филиала движения «Открытый берег» уже десятки контрольных прогулок и заборобоев. Пилят совершенно безбашенно, невзирая на лица и звания. На «путинской даче» в легендарном дачном кооперативе «Озеро» они действительно побывали — в интернете можно найти видеоролик, где они разгуливают по ней с рулеткой в руках, игнорируя ошеломленных охранников.

Но вопреки собственным ожиданиям активистов борьба с заборами никак не укладывается в стратегию «мир хижинам, война дворцам». Армия самозахватчиков представлена самыми разнообразными личностями — от первых лиц государства до откровенных голодранцев. Например, в том же «Озере» братья Фурсенки как-то обошлись без самозахвата, прямо перед их домом на берегу мирно плещется местное население. А какой-нибудь никому не известный пенсионер Молдасов с Токсовских озер чуть ли не с берданкой бегает за каждым, кто попытается просочиться на прилегающий к его участку берег.

«Чур — это не темная сила и уж тем более не средство обороны от внешнего мира. Чур — это охранитель границ, достигнутых в результате договоренности. Идол с прищуренными глазами»

Точно такая же неразбериха и по другую сторону баррикады. Заборобой — это крепкое братство самых непримиримых идеологических врагов. Слезы умиления наворачиваются на глаза, когда видишь, как вокруг Пинигина с бензорезом смыкаются ряды перебесившихся белоленточников, поумневших молодогвардейцев, волосатых скинхедов, остепенившихся лимоновцев, престарелых коммунистов, бывших следователей, раскаявшихся разбойников и просто активных местных жителей, которым до смерти надоела вся эта заборная вакханалия.

— Ира, Илья, а может, все-таки не надо было сразу хвататься за болгарку? Может, сначала стоило помахать шашкой в правовом поле?

— А мы именно этим и занимаемся, — улыбается Пинигин. — Кто сказал, что снос незаконного забора усилиями общественности — это выход из правового поля? В Гражданском кодексе есть статья 14 «Самозащита прав». Она гласит, что в случаях очевидности преступления граждане могут устранять его без обращения в суд и иные органы власти. Если какой-то сумасшедший взял и замуровал вход в подъезд, жильцам вовсе не обязательно жить на улице, пока суд вынесет в их пользу решение, а приставы возбудят исполнительное производство. Надо просто взять лом, разрушить эту стену и идти домой смотреть телевизор. То же самое и с заборами. Зачем нам знать, чей это забор и почему он здесь стоит. Достаточно Водного кодекса и очевидного факта, что перед нами не порт, не рыбное хозяйство и не воинская часть. С точки зрения закона забор в береговой зоне — это мусор. Мы просто убираем мусор.

Ира Андрианова поднимает руку, как адвокат на суде, который хочет приобщить к делу еще одно важное доказательство.

— Через органы власти мы тоже пытались действовать. Лет пять, не меньше. Мы выигрывали судебные процессы, получали из прокуратуры подтверждения, что данный конкретный забор установлен незаконно, но все усилия уходят в песок на стадии исполнения решений. И дело даже не в том, что за заборами большие шишки. Даже когда самозахватчик — человек без денег и связей, просто наглый тип, против него система тоже бессильна. Государство в этом вопросе занимает пассивную позицию. Для государства кто первый поставил забор, тот и прав. Такое ощущение, что сам факт огороженности территории обладает какой-то собственной магией, которая сильнее закона.

— По большому счету мы выполняем работу судебных исполнителей, — снова вступает Пинигин. — Мы же не просто идем и рубим все подряд. Мы работаем по тем объектам, по которым уже есть неисполненные решения суда или хотя бы определения прокуратуры.

— Поверьте, это единственный способ чего-то добиться, — снова Андрианова. — Органы власти начинают шевелиться только в ответ на сильное общественное сопротивление. Да, нас вяжут, судят, но в конечном счете большинство захватчиков хотя бы формально начинают требования закона исполнять. Некоторые платят копеечный штраф и оставляют все как есть. Другие даже сносят забор, но на его месте возводят какой-нибудь бурелом — дескать, это природа сама накидала. А некоторые и вовсе открывают проход, но от этого не легче.

— Почему?

— Потому что по территории, которая обустроена как чужая, может спокойно пройти лишь человек с очень крепкими нервами. Ну, ты же сам ходил с нами на контрольные прогулки. Неужели ничего не почувствовал?