«Если я кого-то оскорбила — вызывайте меня в гражданский суд»
20 апреля следователи пришли обыскивать дом Гариной, затем ее повезли на допрос в качестве подозреваемой. «Я не высказывала ничего, чтобы возбудить ненависть к какой-либо социальной группе — ни к Центру «Э», ни к кому-либо еще. То есть я не согласна с вашим мнением… с вашим уголовным делом», — приводятся ее слова в протоколе. 18 июля девушке предъявили обвинение, в настящее время ее дело передано в суд.
В разговоре с «Медиазоной» правая активистка пояснила свою позицию. «Если я кого-то оскорбила — вызывайте меня в гражданский суд, пусть сотрудник полиции придет, которого я оскорбила. Какой тут состав преступления — возбуждение ненависти? Чем и кому слова «*****» [глупый, бестолковый человек, ничтожество], «лоботряс» и «бездельник»… До маразма дошло. Возбуждение ненависти? Нет, естественно», — рассуждает она.
Изначально делом занялась следователь Копрова, но в начале мая для расследования создали следственную группу из восьми человек, которую возглавил старший следователь Иван Лялицкий. С Гариной взяли подписку о невыезде, следователи получили доступ к личной переписке девушки «ВКонтакте».
Одна из претензий активистки к следствию — даты допросов. В ходатайстве о согласовании графика следственных действий Гарина указывает, что работает водителем троллейбуса по графику 4/2 и из-за частых допросов лишилась большей части зарплаты. Отсутствие ее троллейбуса на маршруте ограничивает доступ петербуржцев к общественному транспорту, пишет она.
«С учетом того, что подавляющее большинство из пользующихся общественным транспортом относится к льготным категориям граждан, это естественным образом ведет к саботажу и воспрепятствованию реализации Федеральных государственных программ, целью которых является как раз предоставление льгот определенным категориям населения», — заключала Гарина. Следователь Лялицкий ее ходатайство не удовлетворил.
К июню 2016-го специалисты подготовили комплексную комиссионную социо-психолого-лингвистическую экспертизу, которую адвокат Черкасов признает «полновесной, отвечающей всем требованиям при ее назначении и проведении». Это единственная экспертиза, проведенная в рамках уголовного дела, а не доследственной проверки, подчеркивает защитник; из всех речей, звучавших на митинге против репрессий, исследовали на этот раз только одну — Гариной.
Эксперты приходят к выводу, что высказывание Гариной о сотрудниках Центра «Э» «содержит негативные оценки, умаляет их человеческое достоинство», а «в сознание присутствующих на митинге внедряется мысль о вредности и неприемлемости деятельности этой профессиональной группы».
В экспертизе приводятся словарные значения слов «урод», «бездельник», «дармоед», «полукровка», «отброс»; в интерпретации специалистов речь Гариной перед соратниками звучала так: «В Центре «Э» работают деградированные, безнравственные и ни к чему не годные люди, пакостники, которые пребывают в постоянном бездельничанье».
На оба вопроса, поставленные перед экспертами — имеются ли в речи Гариной высказывания, направленные на унижение достоинства по признаку принадлежности к социальной группе или по национальному признаку — дан утвердительный ответ.
Право на оценку
Защита Гариной исходит из того, что сотрудников Центра «Э» нельзя считать социальной группой. Основная претензия адвокатов к экспертизе — это состав проводившей исследование комиссии: трое ее членов имели ученые степени в области политологии, журналистики, филологии и психологии; адвокат Черкасов полагает, что заключения по вопросам, связанным с определением социальных групп, могут делать лишь социологи.
Защита заказала две экспертизы, которые подготовили доктор социологических наук Владимир Козырьков и кандидат исторических наук, ассоциированный сотрудник Центра независимых социологических исследований, преподаватель Колумбийского университета Дмитрий Дубровский. Оба эксперта пришли к выводу, что ни сотрудники полиции в целом, ни отдельные ее подразделения, к примеру, Центр «Э», не являются социальной группой.
К материалам уголовного дела эти экспертизы, впрочем, не приобщили. Кроме того, Черкасов отмечает, что на стадии предварительного следствия следователь отказывал адвокатам в доступе к материалам, как полагает адвокат — для того, чтобы защитники не могли задать свои вопросы экспертам или заказать альтернативное исследование.
Сомневается защита и в выводах специалистов о возбуждении ненависти к «нерусским»: «Эксперты ссылаются на слова «полукровки», «смешанные», но в экспертизе отсутствует оценка того, что эти слова являются бранными, оскорбительными или унижающими достоинство», — поясняет Черкасов. Юрист считает, что высказывания Гариной необходимо рассматривать в контексте ее непростых отношений с Центром «Э».
«Необходимо оставить за ней право выражать мнение и давать оценку, даже нелицеприятную, представителям государства. Нужно оценивать в этой части — не просто что она пыталась умалить их достоинство только потому, что преимущественно, как она считает, там полукровки работают, а потому что у нее сформировалась оценка их действий, и она негативная. Каждый гражданин имеет право формировать свою оценку деятельности тех или иных структур», — настаивает Черкасов.
«Суть «битвы экспертов»»
С позицией защиты относительно состава экспертной комиссии согласен директор исследующего проблемы ксенофобии Информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский. При этом, замечает он, «твердо сложилась традиция, закрепленная постановлением Верховного суда, что основная экспертиза [по делам об экстремизме] — лингвистическая или комплексная с участием лингвиста».
«Разумного оправдания этой практике я не вижу: по смыслу использования экспертизы в уголовном процессе привлекаться должен эксперт с познаниями именно в том вопросе, ради которого он привлекается. Поэтому, кстати, в законе нет и требования определенных ученых степеней: ведь такими знаниями может обладать человек и без степени, а «остепенного» эксперта в узком вопросе может и не быть», — размышляет Верховский.
Руководитель «Совы» обращает внимание на разницу в вопросах, которые ставились перед экспертами следствием и защитой. Если защита спрашивает у социологов, являются ли сотрудники правоохранительных органов или конкретного подразделения социальной группой, то следствие задает «два вопроса, и оба правовые — в них прямо использованы формулировки статьи 282 УК».
«Этого делать ни в коем случае нельзя, так как правовые вопросы решают только следствие и суд, а эксперты предоставляют знание именно в иных сферах, в соответствии со своей квалификацией. Увы, такая практика — пусть не всегда так в лоб — является доминирующей, и это не становится основанием для пересмотра приговоров», — подчеркивает он.
«Суть «битвы экспертов» в том, что судебное решение основывается целиком или в значительной степени на том, что судья не может без специального экспертного знания определить, были ли событие и состав преступления. Прямо скажем, в большинстве случаев это — иллюзия или сознательное делегирование судебной власти экспертам (желательно проверенным, конечно), так как все-то судья и сам может понять. Конечно, есть особые вопросы. Один из них — кого считать социальной группой в смысле, используемом в статье 282 УК и в антиэкстремистском законодательстве вообще. Надо думать, этот вопрос должен бы быть решен в общем виде Верховным судом. Но ВС пока еще в 2011 году внес одно ограничение — счел, что критика в адрес политических деятелей, видимо, включая высоких чиновников, не должна приравниваться к возбуждению ненависти к ним. Понятно, на полицию или армию это суждение не распространяется, и все же после того постановления ВС несколько лет о ненависти против полиции или армии [дел] не заводили. Коли ясности нет, судья делегирует этот вопрос экспертам», — объясняет Верховский.
В социологии, продолжает директор центра “Сова”, нет общепринятого понятия социальной группы, и это «позволяет разным экспертам выбирать то определение, которые им милее, а прямо говоря — соответствует их задаче, которая, в свою очередь, соответствует целям обвинения или защиты».
«Вне задач обвинения или защиты не имеет смысла анализировать построения экспертов в части определения социальной группы. Честно говоря, рассуждения экспертов в этом деле с обеих сторон лишь укрепляют меня в этом мнении. Собственно говоря, поэтому я всегда был против самого присутствия столь неопределенного понятия [социальной группы] в уголовном законе и в определении экстремизма. Впрочем, идея считать социальной группой сотрудников определенных подразделений какого-то ведомства, будь то сотрудники Центров «Э» или ответственные за озеленение в муниципалитетах, мне представляется противоречащей любым распространенным социологическим подходам», — заключает исследователь.
