Но и это было еще не все.

«Примерно в километре от места затопления корабля «Кап Аркона» появились торпедные катера. Увидев их, мы устремились плыть к ним навстречу, думая, что они нас подберут и спасут. Оказалось обратное. Солдаты, находящиеся на катерах, стояли и расстреливали из автоматов плывущих заключенных. Меня участь гибели (от) солдатской пули из автоматов спасла, потому что я не успел доплыть ближе к катеру, как это сделали другие, а находился я примерно метрах в 400 от катера», — рассказывал в письме Саломаткин.

«Видя такое дело, я повернул обратно и взял направление на берег. Берег еле-еле было видно. Плыл я без вспомогательных средств, при помощи своих рук и ног. Я тоже бы не выплыл бы на берег, как другие, но на мое несчастье пришло счастье, я проплыл уже порядочное расстояние, и начался прилив моря к берегу, это меня спасло», — вспоминал он.

По словам Саломаткина, в это время он уже совсем выбился из сил, и его волнами прибивало к берегу. «Я был в полусознательном состоянии. Я видел сквозь свои туманные глаза на берегу белые здания, движения людей, но я не мог различить мужчину от женщины. И когда я ударился грудью о берег, от радости я совсем потерял сознание. В это время наши русские концентрационеры, которые были посильнее меня, были уже на берегу, и они вытащили меня с берега моря и начали откачивать, и когда они меня привели немного в чувство, отправили в госпиталь. В это время там были англичане», — добавлял Саломаткин.

Издевательства со стороны союзника

Но испытания для выживших людей продолжились и на суше.

«Если про бомбардировку судов с узниками нацистских лагерей раньше уже писали и за рубежом, и у нас, то о том, что пережили спасенные, можно узнать только из рассказа Саломаткина», — поясняет Хохлов.

«После выхода из госпиталя я был в лагере спасшихся. Англичане относились к нам не так как положено. Они загнали нас в тесные помещения, кормили очень плохо, одной консервированной немецкой брюквой и шпинатом. Когда мы однажды запротестовали и не приняли пищу и требовали настоящей пищи, тогда нам ответили, что вы и этого не стоите, и двух человек заключенных забрали с собой, предъявили им саботаж и посадили их в тюрьму. Судьбу их так я и не знаю. Я уехал из лагеря, а они остались в тюрьме», — так продолжал Саломаткин свое письмо в мае 1949 года.

Тогда советские заключенные написали жалобу о плохом питании на имя генерал-полковника Филиппа Голикова – уполномоченного советского правительства по делам репатриации советских граждан из Германии и оккупированных ею стран.

«Через некоторое время коменданта города (Нойнштадта) сменили, и питание улучшилось, но все равно не отвечало требованиям, которые были выдвинуты на Ялтинской конференции, чтобы наши военнопленные пользовались пайком английского солдата», — писал Саломаткин.

«Действительно, 11 февраля 1945 года на Крымской конференции было заключено «Соглашение относительно военнопленных и гражданских лиц, освобожденных войсками, находящимися под советским командованием, и войсками, находящимися под британским командованием». Статья 1 соглашения предусматривала защиту освобожденных советских граждан», — рассказывает Дмитрий Хохлов.
А 21 марта 1945 года британский премьер-министр Черчилль даже обращался к советскому лидеру Сталину с посланием, в котором, в частности, говорилось: «Нет вопроса, к которому британская нация проявляла бы большую чувствительность, чем вопрос об участи пленных, находящихся в немецких руках, и об их быстром освобождении из заключения и возвращении на родину. Я был бы весьма благодарен, если бы вы лично рассмотрели этот вопрос, поскольку, я уверен, вы пожелаете сделать для наших людей все от вас зависящее, так же как я могу заверить вас, мы это делаем для ваших людей по мере того, как они попадают под наш контроль».

Спустя два дня Сталин ответил Черчиллю: «Что касается британских военнопленных, то у вас нет оснований беспокоиться о них. Они находятся в лучших условиях, чем находились советские военнопленные в английских лагерях, где они в ряде случаев подверглись притеснениям вплоть до побоев».

Отношение английской военной администрации Нойнштадта к памяти о погибших Саломаткин обрисовал в своем письме.

По его рассказу, некоторое время спустя с моря от потопленных кораблей начали приплывать трупы заключенных. Советские заключенные собрали комиссию, чтобы похоронить погибших с воинскими почестями в братской могиле, и обратились за помощью к английскому офицеру – коменданту Нойнштадта.

Но комендант, по словам Саломаткина, в итоге отказал советским гражданам. «Ничего я вам не дам, идите, хороните, как знаете и делайте сами какие можете почести, у меня для вас ничего нет. Так отнеслись англичане к нам – русским союзникам. И как мы смогли, так и сделали почести нашим товарищам, явившимся жертвой английской авиации. Так относились к нам англичане», — писал Саломаткин.

Он в своем письме приводил и второй эпизод, красноречиво показывавший истинное и притом противоположное отношение англичан к советским и немецким военнопленным.

«В это время англичане нагнали в город немецких военнопленных. Они ходили свободно, разгуливали, нападали и избивали наших спасшихся военнопленных, угрожали нас всех перерезать ночью, ибо они ходили с холодным оружием. После этих угроз мы пошли к английскому коменданту и заявили об этом», — написал Саломаткин. «Комендант только усмехнулся и никаких действенных мер не принял. Не получив удовлетворяющего ответа, пришли в лагерь и в лагере объявили своим людям, чтобы они достали оружие для самозащиты. Достав оружие, мы установили в лагере свою охрану и охраняли лагерь от нападения немцев. В таких условиях мы находились у англичан», — добавил он.

По словам Саломаткина, позже его взяли в военную миссию по репатриации советских граждан, где он «сталкивался с вопиющими фактами, являющимися враждебными Советскому Союзу». «Англичане выступали среди наших военнопленных, призывали не возвращаться в Советский Союз, особенно это было среди украинцев, латышей, эстонцев», — писал Саломаткин.