В стихии мобильной войны, которая развернулась летом 1918 года вдоль Транссиба, Гайда чувствовал себя как рыба в воде. Он отвечал у чехословаков за участок от Омска до Байкала. В июне его войска взяли Мариинск и Красноярск, 11 июля – Иркутск. 21 июля Гайда, уже в чине полковника, принял командование войсками Восточносибирского фронта, в составе которого были не только легионеры, но и присоединившиеся к ним сибирские противники большевиков. Затем началась операция по захвату 39 байкальских железнодорожных тоннелей. Красные отряды, державшие здесь оборону, заминировали их. В случае взрыва тоннелей переезд легионеров во Владивосток – их конечная цель в России – оказался бы сорван. Гайде удалось организовать удар в тыл противнику у станции Посольская, переправившись через Байкал на нескольких захваченных пароходах. Ожесточенные бои за «Кругобайкальскую железную дорогу» продолжались неделю. Красные отступили, взрыв тоннелей удалось предотвратить, и в конце августа части Гайды соединились с наступавшими с востока чехами и белогвардейцами генерала Дитерихса. За эту операцию глава Британской военной миссии на востоке России генерал Нокс удостоил Гайду Ордена Бани II степени (Order of the Bath, Knight Commander). 2 сентября недавний австрийский дезертир и самозваный сербский военврач получил погоны генерал-майора – в 26 лет.

Тем временем в эпопею легионеров вновь вмешалась высокая политика. Антанта решила пока не вывозить чехословаков из России, а создать из них и умеренно левых антибольшевистских сил, создавших в Уфе правительство Директории, «Уральско-Поволжский фронт против немцев и их большевистских пособников». Под командование Гайды перешла Екатеринбургская группа войск. Штаб молодого генерала какое-то время размещался в Ипатьевском доме, где всего десятью неделями ранее была расстреляна царская семья. Тем временем наступил ноябрь 1918 года, и ситуация вновь изменилась. В Европе капитулировала Германия, Австро-Венгрия распалась, в Праге была провозглашена независимость Чехословакии. А 18 ноября в Омске, куда переехала Директория, адмирал Колчак, занимавший пост военного и морского министра, произвел переворот и провозгласил себя Верховным правителем России.

Легионеры были недовольны переворотом. Генерал Сыровый, командующий Чехословацким корпусом, выступил с заявлением: «Переворот нарушил принцип законности, на котором должно строиться любое государство, в том числе российское. Мы, представители чехословацких войск, которые до сих пор несли основное бремя борьбы с большевиками, сожалеем о том, что в тылу сражающейся армии проводятся перевороты – с помощью сил, в которых есть нужда на фронте». Гайда, познакомившийся с Колчаком парой месяцев ранее, наоборот, переворот приветствовал: он считал, что военная диктатура – лучший способ сосредоточить силы для скорой победы. И поначалу казалось, что так оно и есть.

В конце ноября 1918 года белые перешли в наступление на Урале. 3-я армия красных под ударами войск генералов Гайды и Пепеляева просто развалилась. 21 декабря пал Кунгур, 24-го – Пермь. В тот же день Колчак назначил Гайду командующим новой Сибирской армией, объединившей все наступавшие на северном Урале войска. Хотя красным вскоре удалось стабилизировать фронт и потеснить противника южнее, в районе Уфы, само большевистское руководство назвало те события «Пермской катастрофой». Гайда стоял на вершине славы. Японский генерал Отани, выступая на совещании представителей союзных держав во Владивостоке, заявил: «Гайда, несомненно, лучший генерал, которым сейчас располагают чехословаки». На родине Гайду стали называть «Львом Сибири».

Многие белогвардейцы придерживались иного мнения. Генерал Алексей Будберг, военный министр в правительстве Колчака, оставил уничтожающую характеристику Гайды: «Здоровый жеребец очень вульгарного вида, по нашей дряблости и привычке повиноваться иноземцам влезший на наши плечи, держится очень важно, плохо говорит по-русски». Сколько в этом было правды, а сколько – зависти и неприязни к выскочке-чужаку, судить сложно. Как бы то ни было, сам Гайда решил, что его путь разошелся с дорогой земляков. Легионеры стремились домой – и Гайда, чувствовавший, что ухватил свою жар-птицу за хвост, решил перейти на русскую службу. Колчак был только за. Генерал Штефаник, военный министр Чехословакии, прибывший в Сибирь проинспектировать свои войска, не возражал, но был настроен скептически, считая Гайду неуправляемым. «Он станет либо вашим фельдмаршалом, либо вашим предателем», – сказал Штефаник адмиралу. Как бы то ни было, Радола Гайда стал генерал-лейтенантом колчаковской армии.

В феврале 1919 года звезда Гайды еще сияла ярко. Он успешно вел операции на Вятке и Каме, занял стратегически важные города Оханск, Осу и Глазов. Но весной на Восточном фронте гражданской войны произошел перелом, и такой же перелом к худшему наметился в судьбе командующего Сибирской армией.

Серия третья. Неудобный генерал

Насколько выдающимся полководцем был Гайда? Некоторые российские историки настроены скептически, утверждая, что своими успехами молодой чешский генерал был обязан русским штабистам, таким как Борис Богословский, которые работали под началом Гайды и планировали его операции. Екатеринбургский историк Александр Кручинин возражает: «Гайда в силу своего таланта и ума быстро схватывал военное дело. И у него был очень большой опыт. Ведь Гайда прошел все военные должности, начиная от командира роты, батальона, полка до командующего отдельной группой и армией. С 1915 по 1917 год он прошел все эти ступени. Хотя да, конечно, он не обладал такой военной культурой, как Богословский».

Репутация Гайды в России до сих пор во многом определяется тем, кому больше сочувствуют оценивающие – большевикам или их противникам. Прокоммунистические историки не находят для Гайды доброго слова, считая его не только честолюбивым авантюристом, но и жестоким карателем. Самым известным деянием такого рода, совершенным по приказу Гайды, было подавление восстания жителей Тюмени, сопротивлявшихся призыву в колчаковскую армию. Тогда погибло не менее полутора сотен человек. С другой стороны, нет свидетельств того, что Гайда отличался садизмом, организовывал убийства и пытки мирного населения – как это делали и красные каратели, и такие белогвардейские деятели, как атаманы Семенов, Анненков, Калмыков или легендарный барон Унгерн. В общем, Радола Гайда был генералом времен гражданской войны в России – а это чаще всего предполагало как смелость и решительность, так и высокий уровень жестокости и небрезгливости. На этом фоне Гайда особенно не выделялся – в отличие от успехов на поле брани, которые, однако, весной 1919 года кончились. Его Сибирская армия еще наступала на северном участке фронта, но южнее красные переломили ход кампании. Возникла угроза выхода противника во фланг и тыл войскам Гайды. Пришлось отступать.

Гайда был неудобен – и своим иностранным происхождением, и несомненным «пижонством» (его охрана носила на погонах вензеля генерала, словно он был монархом), и тем, что критиковал недостатки колчаковского командования. «Омское военное министерство и особенно штаб раздулись до сказочных размеров, – возмущался позднее Гайда. – На фронт никто из этих офицеров и чиновников не хотел. В штабе маршала Фоша (главнокомандующий войсками Антанты на Западном фронте в конце Первой мировой. – Я. Ш.) было 130 офицеров, а в омском главном штабе – 2000. Никто не заботился о том, чтобы вовремя послать подкрепления измотанным фронтовым частям». Чех вдрызг разругался с начальником этого штаба генералом Лебедевым, а потом и с самим Колчаком. (Гайде приписывают брошенную в лицо адмиралу фразу «Государством управлять – не кораблем командовать!»). 7 июля 1919 года Радола Гайда был отправлен в отставку. Вскоре – снова как генерал Чехословацкого корпуса – он появился во Владивостоке.