Рассекречены документы о последних днях Ленина: болел нейросифилисом.

Нейрофизиолог Валерий Новоселов рассказал, как страдал и умирал первый руководитель советского государства.

Через 100 лет смерти Ленина, 21 января 2024 года, истечет срок ограничений, наложенный на доступ к фонду, где хранится большой объем медицинской документации пациента Ульянова.

Но еще до окончания этого срока врач-гериатр, невролог, нейрофизиолог, руководитель секции геронтологии МОИП (Московское общество испытателей природы) при МГУ Валерий Новоселов добился, чтобы ему выдали «Дневник врачей Ульянова». Он первый (и, похоже, единственный) изучил 410 листов уникального документа.

Кто и как лечил вождя революционеров, насколько эффективно это было, что случилось с врачами, почему в справке о смерти указан никогда не существовавший недуг – обо всем этом Новоселов рассказал «МК».

Из досье «МК»: Ленин умер в 53 года от кровоизлияния в мозг, причиной которого была аневризма. В свою очередь причиной аневризмы стал, как считают некоторые медицинские эксперты, нейроваскулярный сифилис.

Племянница Ильича попросила продлить секретность

–​ Валерий Михайлович, почему вы заинтересовались медицинскими документами, связанными со здоровьем и смертью Ленина?

– Есть около 20 гипотез о его болезни и смерти. Но все их авторы – лениноведы, ленинолюбы – без медицинского образования. Для того чтобы проводить настоящее медицинское расследование, необходимы три условия.

Первое – иметь высшее медицинское образование. Второе – обязательно быть не просто неврологом, а понимать историю развития неврологии. Третье – быть нейрофизиологом и знать историю развития этой науки. Ну, еще сила воли должна быть, потому что процесс этот долгий, требующий терпения и настойчивости.

Я занимаюсь Лениным с 1989 года, с момента, когда поступил в Институт мозга Академии медицинских наук СССР (ныне это подразделение Научно-клинического центра неврологии). Именно там хранится мозг Ульянова, но в виде не цельного органа, а 30 тысяч срезов, которые сделал еще в 1924 году немецкий ученый Фогт. К слову, он был и.о. директора этого института, который изначально создавался как лаборатория с целью изучения болезни Ленина (в то время существовала теория, что у великих людей и болезни особенные).

Так вот, тема моей диссертации – старение сосудов мозга человека. Я понял, что она как-то накладывается на болезнь Ленина, и принялся изучать медицинские материалы.

–​ И много ли вы их нашли?

– В том-то и дело, что их фактически не было в свободном доступе. Я обратился в ФСБ, просил выдать медицинские документы по Ленину с формулировкой «для научной работы». Там ответили, что у них документов нет, и вообще они не секретили врачебные материалы. Выяснилось, что те находятся в РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории). Я написал письмо в архив с просьбой дать доступ к документам, но мне отказали, сославшись на врачебную тайну.

–​ Но разве срок врачебной тайны – не 75 лет с момента создания документов?

– Именно. Но оказалось, что в 1999 году племянница Ленина (дочь родного брата Дмитрия Ульянова) обратилась в архив с просьбой продлить на 25 лет ограничение доступа к дневникам дежурных врачей и санитаров, фармацевтической документации и результатам медицинских исследований. Ей ответили согласием с поистине удивительной формулировкой, цитирую: «Учитывая, что к настоящему времени большая часть документов, связанная с болезнью, смертью и бальзамированием Ленина, опубликована в открытой печати, полагаем возможным удовлетворить просьбу Ульяновой о продлении на 25 лет». Типа, раз это не для кого уже не секрет, то мы продлеваем секретность.

–​ Разве это законно?

– Я считаю, что нет. Это не частные документы из фонда семьи Ульяновых. Они созданы врачами, печатались машинистками, которые получали за эту работу оплату от государственных структур. А Ольга Ульянова – не прямая наследница Ленина в понимании нашего законодательства.

Документы мне выдали, тем не менее в суд все же пришлось обратиться (я оспаривал отказ разрешить мне делать копии материалов, но дело в Москворецком суде проиграл, так как Фемида посчитала, что мои права не нарушены, раз я ознакомился с оригиналами).

–​ Как происходило ознакомление с документами?

– Расписывался, получал в руки папку. Она бумажная, с тесемочками. В ней в дерматиновой обложке толстый фолиант – 410 листов печатного текста. Называется он «Дневник дежурных врачей». Он не был известен врачебному сообществу и историкам. О нем до моей работы знали только в очень узком круге архивистов. Внутри лежит листик вложений, где написано, кто его получал когда-либо за время существования.

–​ И кто его получал до вас?

– Никто. Я получил его первым. От осознания этого факта, признаюсь, эмоции были сильные. Я просто минут десять сидел и приходил в себя. А потом три месяца я работал с ним. Дневник описывает период с 28 мая 1922-го по 21 января 1924 года…

Дневник трех неврологов

–​ Вы переписывали содержимое дневника?

– Да, часть важной клинической документации я дословно переписал, со всеми грамматическими ошибками и искажениями. Мне это было важно. А ту часть, где «лирика», я дословно не фиксировал. Например, в одном месте описывается, как к больному пришел Сталин. Мне как врачу это малоинтересно.

–​ Как жаль! Вот как раз такие моменты особенно интересны для истории…

– Вот пусть историки и политологи их изучают. Я же врач, мне важна клиническая картина.

В дневнике описывались самочувствие пациента, динамика болезни, медицинские процедуры (часто по часам или даже по минутам).

–​ Кто заполнял дневник?

– Вели его по очереди три врача-невролога: Алексей Михайлович Кожевников, профессор Василий Васильевич Крамер и профессор Виктор Петрович Осипов. Но не они записывали, а кремлевские машинистки (медики надиктовали им). Машинистки не имели медицинского образования, и этим объясняются как ошибки, так и рукописно выставленные медицинские термины. Вот, например, запись от 30 мая 1922 года: «Приезжал Сталин. Беседа о suicidium». Вероятнее всего, термин «суицид» на латыни врач вписал своей рукой.

Цитата из дневника: «30 мая 1922 года. Пациент не может сказать ни одной фразы целиком, не хватает слов, постоянно зевает. Хотел идти умыться в уборную, не знает, как пользоваться зубной щеткой – сначала взял щетку щетиной в руки и с недоумением смотрел и не знал, как быть.

Когда сестра взяла щетку, окунула в порошок и вложила ручкой в руку и поднесла руку ко рту, тогда начал чистить зубы, как следует. Приезжал Сталин, беседа о suicidium…

При исследовании периметра не мог выполнить того, что от него требовали, не мог фиксировать взгляд в зеркале, давал сбивчивые показания».

У каждого врача была своя манера ведения дневника. Кожевников, видимо, симпатизировал пациенту, потому включал много, на мой взгляд, ненужных бытовых подробностей. Василий Крамер, похоже, не по своей воле наблюдал пациента, так что излагал все кратко. Для сравнения: Кожевников порой писал (диктовал) три страницы в день, а Крамер – три строчки за три дня.