В России же уличные радикалы пригодились уже для войны в Донбассе — те же нацболы ездили воевать за сепаратистов. Разумеется, в этом нет ничего нового — описанные в книге нападения правых на эколагерь в Ангарске или на защитников Химкинского леса происходили и раньше. Но очевидно, что роль разных прокси, (псевдо)самоорганизованных дружин — от провокаторов SERB до российских частных наемников в Африке — возрастает.
И многие правые в этом контексте легко находят себе место. С левыми «боевиками» иначе: в годы репрессий они ушли из поля видимости или просто перешли к легальной деятельности — журналистика, книгоиздание, просветительские инициативы. И теперь, когда очередные SERB’ы приходят на оппозиционный митинг, когда ЧОП избивает градозащитников, когда анонимные погромщики срывают кинопоказ в «Мемориале», все спрашивают, а кто нас защитит?
И сразу отвечаем на этот вопрос — антифа нет из-за кризиса в ЛГБТ-движении, который длится еще с 2013 года и который привел к расколу. А кризис этот произошел в большой степени из-за репрессий. Так что открытое участие в публичных конфликтах стоило бы антифа гораздо дороже, чем всем остальным, — скорее всего, начался бы новый виток политических преследований и сфабрикованных дел.
Когда-то антифашистов и анархистов много критиковали за мачизм, за пацанскую эстетику, порой опасную не только для врагов. В 2013 году раскол в «Автономном действии» разделил тех, кто мыслил в духе старой классовой борьбы большинства трудящихся против капитала, и тех, для кого такая борьба невозможна без поддержки конкретных уязвимых групп. Сократ тогда, казалось бы, вопреки всему своему «пацанскому» бэкграунду оказался со вторыми. Раскол тот был событием веселым и деморализующим антифа, но, видимо, неизбежным на фоне только начинавшегося тогда ренессанса гендерной ЛГБТ-повестки в России. В момент, когда движение входило в кризис, Сократ сделал свой выбор, дорисовав еще одну черту в том образе идеального современного ЛГБТ-антифашиста, которому он, конечно, не соответствовал.
Другой эпизод, пошатнувший россиянский ЛГБТ-движ, произошел в 2017 году, когда Сократ предложил свою помощь одному из авторов этого послесловия [Кириллу Медведеву], баллотировавшемуся тогда в муниципальные депутаты. В этом был полный отказ от антиэлекторальной анархистской ортодоксии.
«Политики отдельно, реальная жизнь отдельно. Антифа не аполитично, оно антиполитично. Политика — это борьба за власть, это толкание друг друга в стремлении подойти к властному корыту. У политиков нет идей — у них есть желание. У политиков нет принципов, кроме самолюбия, жажды власти, обогащения», — писал ликвидированный Стас Маркелов в «Красной книге антифа», выражая стихийную «антиполитичность» тех, кто совмещал анархизм и антифашизм.
Миссия самого Маркелова в ЛГБТ-движении состояла в том, чтобы связывать разные среды и очерчивать границы прогрессивного лево-правозащитно-анархистского гражданского общества. И, конечно, миссия эта была сугубо политической. Маркелов, как и его друзья — либеральные кривозащитники, действовал публичным словом, знанием и профессиональным навыком, антифа чаще действовали кулаками. Естественно, многие политические силы были не прочь использовать их в качестве силового ресурса.
И, конечно, обыватели не видят особой разницы между неонацистами и антифа: те и другие любят драться, носят похожие субкультурные шмотки и ходят на концерты громкой музыки. Но, в отличие от правых, которые, как сказано выше, очень легко кооптируются и инструментализируются, антифа — это принципиальным образом обычная компания субкультурщиков — алкоголиков и наркоманов.
Так же ритуально используемые в левых и анархистских текстах и слоганах слова «самоуправление» и «самоорганизация» вызывают снисходительную усмешку у тех, кто считает себя реалистами, понимающими, что никакое конструктивное самоуправление в мире неолиберальной атомизации и сложнейших технологий невозможно.
Мы много раз слышали, как либералы разоблачают историческое насилие со стороны коммунистов, а коммунисты оправдывают его, обвиняя капиталистов в ответ. Бессмысленность таких споров в том, что ответственность за насилие прошлого, настоящего или будущего лежит в основе становления любого политического субъекта вне зависимости от идеологии. Ведь в основании любой прогрессивной политики лежит самоорганизация, которая, в свою очередь, неизбежно ставит вопрос насилия — потому что нуждается в защите, а порой и в нападении. Ответственность за насилие — это ответственность и за насилие избыточное.
Алексей Гаскаров и другие действующие лица этой книги вспоминают, что абсурдного, бессмысленного, русофобского насилия со стороны антифа хватало. Означает ли это, что насилие неизбежно? Тоже нет. Проблема насилия — не в том, что оно всегда есть, а в том, что оно всегда может случиться. Это же, кстати, показывают нам и последние исследования так называемых ненасильственных революций в разных странах мира — вдруг оказывается, что за фасадом имиджа «мирного сопротивления» прячется политическое насилие. Другими словами, принципиально не насилие как таковое, а этическая и политическая (и, конечно, физическая) готовность к нему.
