* * *
31 марта 2009-го года Роман якобы сам застрелился дома из карабина «Сайга».
В последний год мы с ним редко созванивались, общих знакомых у нас не было, поэтому только 5 апреля я узнала о его гибели от коллеги. Сразу скажу, что в самоубийство Романа я не верю, потому что достаточно хорошо знаю его характер – это был человек мыслящий позитивно, мужественный и уравновешенный. Меньше, чем за неделю до этого — в ночь с 26-го на 27-е марта — покончил с собой в тюрьме его лучший друг и единомышленник Максим (Адольф). Они вместе делали журнал «Русская воля». Конечно, оба они слишком много знали. И есть предположение, что Максим покончил с собой, потому что не хотел оговорить друзей под пытками, но как-то не верится, что это было самоубийство. Неужели Роман решил уйти вслед за соратником? Такой человек скорее стал бы мстить. Легендарного Максима Базылева я видела всего раз – выглядел он хрупким парнишкой, и больно сейчас думать о том, что выбивали из него показания. До этого он уже раз сидел в тюрьме, и я когда-то увидела его сразу после освобождения. В тот день друзья пришли на Комсомольский 13, где находится Союз Писателей России. Помню, Роман был очень рад, что соратник освободился. Максим был для Романа авторитетом.
И снова думаю: насколько вероятно то, что Роман сам убил себя? Он исповедовал язычество. Прошёл раскрещивание, бросив крест к подножию идола Перуна. Отношение к самоубийству в среде язычников кардинально иное, чем у христиан. Убить себя в безвыходной ситуации, в нервном противостоянии, чтобы сберечь доброе имя, — воинская доблесть. Осознанный подвиг, а не результат депрессии. Так бросались на амбразуру в войну. А для Романа снова шла война за Родину. 4 апреля его тело кремировали. Как и подобает язычнику, Роман вступил в Вальхаллу из пламени.
* * *
Путь к изданию книги «Скины» был сложным. Роман рассказывал, что первым издательством, куда понёс рукопись, был «Витязь» Корчагина. Но Корчагин, которому повесть в целом понравилась, предложил смягчить сцены насилия в тексте, убрать мат и слэнг, что, разумеется, лишило бы произведение той документальной достоверности, которое впоследствии отмечали даже критики-недоброжелатели. В других издательствах тоже пытались повлиять на молодого автора. Кто-то настаивал, чтобы герой к финалу раскаялся и стал либерально мыслящим «правильным» мальчиком. Кто-то считал, что не хватает эротики, в итоге пришлось всё-таки добавить пару сцен…
Как-то я нашла в Сети слова Кормильцева о том, как к ним в издательство пришел молодой человек «характерной наружности, мрачный, неразговорчивый, коротко стриженный. В черных «гриндерсах» с белыми шнурками (тогда еще скины в открытую носили белые шнурки, что на их языке означает «я участвовал в убийстве»). Сказал: «Я вот книжку написал». Хлобыстнул грязной папкой с пачкой листков, распечатанных на разных компьютерах разными шрифтами, и удалился. Мы начали читать, поняли, что очень интересно, потому что написано человеком изнутри».
Когда я прочла слова Кормильцева, то была удивлена, Роман мрачным не был – коммуникабельный доброжелательный. Да и «грязная папка» плохо вяжется с его аккуратностью. Думаю, Кормильцев, когда писал так, то хотел создать своему новому автору определенный имидж – бритоголового хулигана с Гитлером в башке и арматурой в руке, а Роман был очень просвещенным человеком из хорошей интеллигентной семьи, но в то же время сдержанным в эмоциях, и относился к людям избирательно.
Книга, написанная Романом, по сути документальная, основанная на собственных переживаниях. И литература, которую читает главный герой, и музыка, которую слушает, и история с умирающей кошкой, за которую он переживает. После смерти своей любимицы Роман мечтал завести собаку или чёрного кота, но бытовые условия не позволяли. Как-то он подобрал на улице щенка, назвал Волком, но пришлось отдать знакомым. Роман запомнился мне очень добрым и деликатным человеком. Но в то же время я не сомневаюсь, что были акции на ночных улицах Москвы, драки с незваными кавказскими «гостями». Но такое по телефону не обсуждается. Говорили просто о литературно-политических мероприятиях, о известных в «правой» тусовке людях. Он с уважением относился к творчеству Алексея Широпаева, Вячеслава Дёгтева… Как-то некий православный мне сказал, что Широпаева за его антихристианские статьи нужно сжечь, а Роман на это ответил: «Широпаева мы защитим».
